НОВОСТИ / РОССИЯ
Содержание:
— В феврале 2025 года вы покинули пост гендиректора канала СТС, который возглавляли с ноября 2022-го. С чем было связано это решение?
— Решение принималось по обоюдному согласию. Эти 2 года в Национальной Медиа Группе (НМГ, владеет СТС. — РБК) существенно расширили мое понимание профессии, за что я благодарен начальникам и команде НМГ, СТС и онлайн-кинотеатра Wink. А ведь мне уже начало казаться, что я все знаю. Надеюсь, что и мои усилия были полезны группе.
— Чем вы сегодня занимаетесь? Вам уже поступали предложения от других каналов, крупных продакшенов?
— До конца этого года я прежде всего занимаюсь Институтом кино Высшей школы экономики. Этот проект был инициирован факультетом креативных индустрий ВШЭ и Ассоциацией продюсеров (АПКИТ), и сегодня у нас завершается четырехлетний цикл с момента основания института. В следующем году будет первый выпуск бакалавров — сценаристов, режиссеров, продюсеров и актеров. Наш курс кинопроизводства выстроен по методике, которая перекликается с программой Университета Южной Калифорнии. Наша задача — готовить творцов, ориентированных на реалии индустрии, на практические умения, прежде всего на зрительское кино, сериалы и новейшие медиа. Учебные программы бакалавриата и магистратуры института уникальны для нашей страны, да и для мировой практики тоже.
— В чем это выражается?
— На любой предмет, который составляет мастерство кинопроизводителя, можно посмотреть с двух полюсов. Либо вы декларируете так называемый авторский подход, то есть рассматриваете фильм как способ самовыражения автора. Либо вы декларируете, что вы делаете кино для зрителя. Это не значит подстраиваться под него. Это значит внимательно изучать законы восприятия фильма. Одни и те же вещи, если посмотреть на них с этих полюсов, выглядят по-разному. Мы ставим во главу угла теорию драматургии, которая ориентирована на массового зрителя. Драматургия — основа трех ключевых специальностей: сценарного мастерства, режиссуры и мастерства продюсера. Поэтому все студенты у нас обучаются по одинаковой программе до середины третьего курса. А дальше происходит специализация в зависимости от талантов, проявившихся в процессе учебы.
— Это ваша собственная разработка?
— Работать над этой «новейшей» теорией начинал еще Аристотель. Возьмем совсем простые вещи. Аристотель утверждал, что у пьесы должны быть начало, середина и конец. Внешний наблюдатель из уважения к мастеру вслух ничего не скажет, но про себя подумает: «Что за бред? Это и так всем понятно». Но то, что декларирует Аристотель, — это про зрителя. Он говорит о том, что зритель в начале, в середине и в конце представления находится в разных эмоциональных состояниях. Когда он только пришел на спектакль или фильм, он свеж, полон ожиданий, готов знакомиться с героем, вникать в суть конфликта. В этот момент постановщик должен сделать целый ряд абсолютно обязательных вещей, без которых зритель не сможет воспринимать историю дальше.
То же самое в конце: зритель уже устал, он уже давно знаком с героем, и тут ему нужно дать то, что называется термином из III века до нашей эры — «катарсис». Причем это не обязательно победа положительного героя, не обязательно happy end. Катарсис — это удовлетворение зрителя тем, что он не зря провел 2 часа у экрана с этим эмоциональным опытом. Сейчас термина «катарсис» боятся — уж очень он «древний» и «греческий». Зато все активно говорят про сарафанное радио. Но именно катарсис автоматически создает положительное сарафанное радио без всяких дополнительных усилий SMM-умельцев. Мы стараемся донести до наших студентов, что самые важные слова в их фильме скажет человек, который вышел из кинозала. Если зритель скажет «я хочу еще раз», «пойди посмотри, это классный фильм», это будет показателем успеха.
В основе нашей актерской программы, как и в лучших мировых актерских школах, конечно, Станиславский. Но в течение всей второй половины ХХ века педагоги по всему миру пытались развить и расширить его систему, приспособить ее к требованиям кино. Так появились школы Михаила Чехова, Майзнера, Страсберга и самостоятельные современные техники — Судзуки, Линклейтера и другие. Мы даем возможность студентам освоить эти техники.
— На какие средства существует Институт кино?
— Оплата обучения студентами и спонсорские контракты. Первым индустриальным партнером стала «Плюс студия» (продюсерский центр медиасервисов «Яндекса», занимается производством видео и музыкального контента и выступает соинвестором в проекты других кинокомпаний. — РБК). Партнерство подразумевает помощь в организации практики студентов, производстве дипломных фильмов, совместные исследования и многое другое. Задача в том, чтобы, поступив в Институт кино, студент сразу становился частью большого кинопроизводственного сообщества. Невзирая на большущими начальные расходы, нам удается выходить в ноль. Но даже если что-то зарабатываем, Институт кино — это государственный вуз, часть ВШЭ, и все деньги идут в дальнейшее развитие.
— У современного российского кинематографа есть проблема, скажем так, несоблюдения постулатов Аристотеля и отсутствия того самого катарсиса?
— Все знают, что хороший анекдот можно плохо рассказать. «Хорошая история» сама по себе не становится хорошим фильмом. Ее нужно «хорошо рассказать». Сейчас зритель просто нажимает кнопку перемотки — может, дальше будет интереснее? Если мы перематываем или выключаем фильм, значит, нарушена структура повествования. Сели смотреть — значит, история нас заинтересовала, перестали — значит, авторы фильма проиграли битву за наше внимание. Упрощенно: задача каждой минуты фильма — чтобы зритель был вынужден посмотреть еще минуту. И так — все 2 часа.
Я думаю, что главный фактор, который препятствует прорыву наших кино и телевидения в массе на мировой рынок, — отсутствие правильной структуры экранного повествования. Формально качество того, что мы, как индустрия, сегодня делаем, — прекрасная картинка, хорошие актеры, вполне приличные диалоги — абсолютно сопоставимо с лучшими мировыми образцами. Может быть, за исключением американских, но это часто всего лишь вопрос бюджетов. И вопрос структуры повествования — это мастерство, которым именно американское кино владеет в совершенстве, а европейское — пренебрегает. В Европе считают, что всякие формулы в творчестве неприемлемы. Это не преступление, это ошибка.
— Насколько сильно качество фильма зависит от производственного бюджета?
— Фильмы получаются лучше с большим бюджетом, потому что это позволяет потратить больше времени на каждую сцену. Это вопрос не каких-то экстрагонораров, супердекораций или спецэффектов. Это вопрос того, сколько сцен в день вы можете себе позволить снять. Если мы в РФ снимаем сериал, мы в день делаем по шесть—восемь сцен, зачастую — даже больше. А в Штатах могут позволить себе одну сцену делать 2 дня. Вот и вся разница.
У нас в производстве работают фантастические группы. Но работать им приходится на сумасшедшей скорости. Все держится на энтузиазме, на желании сделать лучше. Представьте, как выросло бы качество, если бы у них была возможность одну сцену ставить целый день. Но для этого бюджет должен быть в 6 раз больше.
— Пробиться российскому кино в мире не дают только бюджеты?
— Возвращаясь к вопросу про Аристотеля. К сожалению, законы восприятия, влияющие на структуру повествования, которая, в свою очередь, имеет отношение и к сценарной работе, и к режиссуре, и к актерам, в нашей индустрии в большинстве своем неизвестны. Как говорится, «это мы не проходили…». Конечно, по-настоящему талантливые люди интуитивно понимают такие вещи. Решающим фактором успеха все равно будет талант, а не формулы. Их слишком много, и научиться их использовать в отсутствие таланта невозможно. Но не знать формулы нельзя.
— У вас есть объяснение, почему возникла ситуация, что, невзирая на наличие достаточного количества творческих и театральных вузов в стране, до вас до сих пор не было вот этого подхода к образованию с фокусом работы на зрителя?
— Ну, во-первых, количества творческих и театральных вузов категорически недостаточно. С советских времен оно никак не изменилось, а объем производства фильмов, сериалов, телепрограмм, онлайн-видео, рекламы вырос в разы.
Что касается зрительского кино — это же не только наша проблема. Это проблема всего европейского кинематографа, и главные «преступники» тут — французы с их авторским кино. Они затерроризировали весь европейский кинематограф подходом «автор всегда прав», вот этой системой «дайте денег и идите на фиг». Участвуют в разных фестивалях, побеждают в гостях друг у друга. Но вот в чем разница: американский кинематограф, который существует те же сто лет и живет по совершенно другим законам, умеет зарабатывать, потому что американское кино смотрят сотни миллионов людей по всему миру, совершенно добровольно отдавая за билеты свои кровные деньги. А европейский кинематограф — просто хороший.
Эта «европейская теория авторского кино» — чистая спекуляция и к настоящему авторскому кино не имеет никакого отношения. На самом деле авторское кино, а точнее, артхаус — абсолютно необходимая часть кинопроцесса. Большинство художественных открытий в истории кино совершено как раз авторским кино. Это экспериментальная творческая лаборатория зрительского кино — по крайней мере, так можно объяснить смысл существования артхауса бизнесменам. И если продюсер артхауса правильно оценит размер нишевой аудитории, такие фильмы и сериалы могут иметь вполне здоровую экономику. Тот же НВО — хороший пример коммерчески успешного нишевого канала, который работает на «подготовленную», «требовательную» аудиторию.
— Российское кино умеет зарабатывать? Или оно просто хорошее?
— У нас индустрия существует как комбинация государственных денег и частных. Причем есть довольно большое количество фильмов, которые снимаются строго на частные деньги. Хотя крупнейшие блокбастеры действительно производят с госучастием. С учетом размеров аудитории производственный бюджет по чисто коммерческим расчетам может составлять, скажем, 200–300 млн руб. С госучастием, например, — 800 млн руб. за 2 часа самого дорогого отечественного прокатного фильма. Больше пока никак. А конкуренцию нам составляют ребята, которые тратят на те же 2 часа $150 млн. Так что государственные деньги помогают конкурировать в сознании зрителя с крупнейшими и самыми дорогими американскими блокбастерами. Что касается конкуренции с европейским кино, мы давно находимся на их уровне и даже выше.
Но у нас есть еще одно направление конкуренции — конкуренция с советским кинематографом. Вот там особо денег не считали. Продлевали сроки производства, давали дополнительный бюджет. Были свои проблемы в советской системе, но, невзирая на все известные сложности того времени, индустрия процветала. «Бриллиантовая рука» сегодня заработала бы — давайте посчитаем: она собрала 80 млн зрителей, по сегодняшним ценам по 500 руб. за билет — полмиллиарда долларов по курсу.
— Когда российский кинобизнес сможет стать независимым от госбюджета?
— Например, когда билет в кино будет стоить 1,5–2 тыс. руб. Или в три-четыре раза вырастет посещаемость кинотеатров.
— А зритель будет готов платить такую сумму?
— Я за свою жизнь застал периоды, когда многим казалось абсурдным платить за питьевую воду. Когда все недоумевали, кто будет покупать сотовые телефоны, когда есть таксофоны. Задавались вопросом, кто будет платить за интернет. Воду покупают, смартфоны тоже, за интернет платят. Но в реальности в ближайшие годы без господдержки — никак.
— Вы упомянули, что российское кино опередило европейское по качеству и достигло уровня американского. Можно ли говорить, что мы победили в борьбе за зрителя?
— На своей территории — конечно. Если говорить о телевизионных и онлайн-сериалах, аудитория российских проектов у нас в разы больше, чем иностранных. В кинопрокате держимся на равных.
— За счет большего количества предложения?
— За счет близости персонажей и сюжетов к нашим реалиям. За счет того, что наши сериалы все-таки больше про нашу жизнь, и это, конечно, важнейший выигрышный фактор.
— Некогда вы и «Амедиатека» под вашим руководством прорубили российскому зрителю окно в HBO и дали доступ к самому на тот момент качественному западному сериальному контенту. Остаются ли американские сериалы крупнейших платформ вроде того же HBO образцом качества?
— У американского сериального производства на его современном этапе есть огромная проблема, которую сами американцы в недавней статье The New York Times назвали феноменом Mid TV. Mid TV в упрощенном понимании — это средненькое такое телевидение. И если раньше, в период расцвета, выпускали в год минимум пять—семь сериалов, каждый из которых был шедевром уровня «Во все тяжкие», «Карточного домика», «Клана Сопрано», то в последние лет 5 выходят в основном средние проекты. Это характерно для всего мирового и для нашего рынка. И вроде бы эти сериалы даже сделаны хорошо. Но только вот непонятно — зачем.
Объясню на примере. Попробуйте сегодня опросить 10 человек, какой у них любимый сериал и что они смотрят прямо сейчас. И каждый назовет что-то свое. Вот когда вышло «Слово пацана», оно было абсолютным лидером по ответам. Потому что «Слово пацана» — это не средний сериал. В последние годы таких больше не было.
— Почему сложился этот феномен Mid TV?
— Жизнь устроена волнами. Такие периоды в кино бывали и раньше. Посмотрим, что будет через пару лет. Придет новейшее поколение авторов, режиссеров, продюсеров. Зритель смотрит фильмы и сериалы, чтобы развлечься. Но еще он надеется увидеть на экране себя: свою жизнь, своих друзей и врагов, свои чувства и мысли. Многие узнали свою жизнь в «Игре престолов» от HBO, хотя внешне она совсем не про нас. Кроме того, подпитывать кино и сериалы персонажами и сюжетами должна и массовая литература. Извините за очередной пример из американской практики, но в США 85% фильмов и сериалов — экранизации. А у нас до сих пор удивляются — зачем за экранизации дают отдельный «Оскар»? Невозможно сценаристам кино и сериалов каждый сюжет выдумывать с нуля. Но у нас выходит очень мало качественной массовой современной литературы.
— В 2026 году как раз выйдет 1 из самых обсуждаемых проектов HBO — сериал по «Гарри Поттеру». Каков ваш прогноз по нему?
— После объявления каста актеров на детские роли все, кого я знаю в индустрии, сошлись во мнении, что он полетит. После сценария каст — второй важнейший фактор успеха фильма или сериала. Тут нет сомнений, что со сценарием они справятся. Важно было увидеть актеров сериала. И понимать, что они выдержат сравнение с кастом фильмов о Гарри Поттере. И вот — явно, что выдержат. До того все говорили, что это провалится, но Дэвид Заслав (глава Warner Bros. Discovery. — РБК) с коллегами, которых все с удовольствием критиковали, явно что-то понимают в своем деле и чувствуют правильный подход.
— В 2021 году в интервью «Бюллетеню кинопрокатчика» вы заявляли, что «наша индустрия должна сократить объем выпускаемой продукции». По ощущениям с тех пор он минимум в 2 раза вырос. Почему так произошло? Какое влияние это оказывает на индустрию? Вы все еще считаете, что объемы выпуска надо сокращать?
— Да, я готов это повторить. В индустрии со мной согласны, но реализовать эту концепцию сложно. Обращу внимание, что я призываю не просто в 3 раза сократить количество, но и параллельно в 3 раза увеличить бюджеты проектов. Это вопрос качества, вопрос нашей конкурентоспособности на мировом рынке. А конкурентоспособность нашего кино и сериалов — это уже гораздо более серьезный разговор, это разговор о мягкой силе РФ. Наше кино должны смотреть во всем мире — от Бразилии до Китая. Если уж формулировать совсем серьезно, мы просто обязаны переходить на следующий уровень. Это не просто «в 3 раза дороже». Это другой уровень работы индустрии, другой уровень отношения к индустрии со стороны общества и государства.
— Много ли сегодня в индустрии частных денег?
— Они есть. Есть и люди, и организации, которые в это вкладываются исходя из простого принципа: «Хочу, чтобы это было сделано». Это и сами кинопродюсеры, и инвесторы со стороны, которым хочется прикоснуться к искусству кино. Но таких людей очень важно не обмануть. Не надо рассказывать им про российских «Мстителей», которые заработают миллиарды. И так достаточно разочарований.
— Что происходит с бюджетами на производство контента? Как они изменились за последние три—пять лет?
— В индустрии сохраняется дефицит квалифицированных сотрудников — от декораторов до режиссеров. И в такой ситуации это рынок кадров, а не рынок работодателя. Соответственно, люди имеют возможность повышать требования и гонорары. И гонорары действительно растут: у актеров, режиссеров, технических специалистов. И будут расти до тех пор, пока не упрутся в новейший потолок. У ведущих сценаристов и режиссеров на столе всегда несколько предложений. И люди могут выбирать не только на основе своих творческих интересов, но и исходя из финансового предложения.
— В последние 3 года кинобизнес столкнулся с непростой ситуацией: часть артистов уехали по политическим соображениям, кого-то перестали снимать из-за их публичных высказываний, появились даже негласные черные списки. Насколько сильно это влияет на производственные процессы? На смыслы в кино?
— Это очень напоминает известный детский подход: «Вот сегодня я помру, и все меня будут жалеть». Кажется, что без тебя мир остановится и перестанет функционировать. А потом выясняется, что это не так. Природа пустоты не терпит. Скамейка запасных, которые хотят работать в этом бизнесе вместо отсутствующих, — эта скамейка очень длинная. Поэтому отряд не заметил потери бойца. Но ребят, которые совершили не тот выбор, но при этом не нарушали закон, конечно, жалко.
— Вернуться они смогут? Или люди со скамейки запасных перестали быть запасными?
— Люди есть, индустрия работает и даже развивается. Смогут они вернуться или нет, будет зависеть от настроений в обществе. Сейчас предсказать это довольно сложно.
— Вы как-то связаны с рабочими процессами, которые сегодня происходят и в «Амедиатеке», и в Cosmos Studio?
— «Амедиатека» самостоятельно работает довольно давно. Студией Cosmos сегодня успешно управляет мой многолетний партнер Наталия Шнейдерова. Она стабильна и работает как со своими традиционными заказчиками — с «Первым каналом», с «Россией 1», — так и с другими партнерами. Конечно, если ко мне обращаются за какой-то экспертизой, я с удовольствием помогаю, но в ежедневном моем присутствии необходимости нет.
— Расскажите как отныне уже человек извне: насколько сегодня «Амедиатека» как продукт, как онлайн-кинотеатр жизнеспособна с точки зрения бизнеса? Насколько в ней нуждается аудитория?
— «Амедиатека» имеет партнерство со всеми стримингами и сервисами, которые работают в РФ. Это уже показатель спроса на ее продукцию. В то же время контент HBO и других студий, который «Амедиатека» собирает вокруг себя, — это нишевый продукт, предназначенный для требовательной аудитории. И он никогда по-другому не мыслился. Мы всегда говорили, что ориентируемся на один-два миллиона пользователей максимум. Платформа уже давно вышла на эти цифры. И думаю, сохранит их еще долго.
— Судя по проектам, которые выпускает Cosmos Studio, ее работа ориентирована на исторический контент. Это какое-то самовыражение авторов проекта? Или они нащупали спрос на костюмированные исторические драмы?
— Во-первых, в Cosmos Studio действительно очень любят историю как таковую. Но главное — история дает нам так много реальных персонажей, выдумать которых невозможно. Зачем изобретать Александра Пушкина, если он был? Зачем изобретать Александра I, если в нашей истории был такой персонаж с мощнейшей человеческой драмой? Бабушка — императрица — изолировала внука от отца и матери. «Мальчик, ты будешь следующим императором — вместо отца», — говорит она ему. Он молодой красивый парень, ему гулять хочется, за женщинами ухлестывать, а тут нужно «идти царствовать». Нужно аккуратно провести реформы, а у него — война, австрияки, немцы, Кутузов и Наполеон. И на всю жизнь чувство вины за смерть отца. Теперь представьте, что все это «изобрел» сценарист. Ему не избежать упреков в попытке «навесить» на персонажа слишком многое — кто поверит в такого сложного героя?
— Обратная связь от аудитории на исторические проекты какая? Большой ли на них спрос?
— Огромный. Мы видим это по показателям смотрения и на ТВ, и в онлайне. Важно, что такие проекты дают толчок к тому, чтобы люди начали интересоваться темой, смотреть какие-то другие исторические проекты. Не могу сказать «читать», потому что нет достоверных цифр, кто и сколько сегодня читает, но даже по открытым дискуссиям в интернете видно, что и на книги спрос благодаря таким фильмам растет. И это хорошо.
— Есть ли у вас планы по запуску нового продакшена специализированного направления?
— Вы угадали, да, есть. Детали пока не раскрою, так как запуск будет не раньше следующего года. Но существуют, скажем так, определенные категории проектов, которые требуют того, чтобы ими занималась какая-то отдельная структура.
— Партнеры уже найдены?
— Какого-то одного партнера не будет. Мы, как продакшен, заинтересованы в максимальном разнообразии каналов сбыта. А единый партнер может ограничивать разнообразие контента. Это у канала могут быть целевая аудитория, общий фокус, ключевой запрос. А когда ты продакшен, у тебя нет границ. Ты можешь работать со всеми. Здесь нужен детектив, там нужна историческая драма, тут — комедия. Мне интереснее работать в режиме разнообразия.
— А у рынка в целом сегодня есть какие-то границы? Вот об этом снимать можно, а вот эту тему лучше не трогать.
— Нет, я думаю, что таких границ нет. Есть рамки каждого конкретного сервиса и канала. Для этого можно использовать нехорошее слово «формат»: в каждый конкретный момент времени каждый канал или онлайн-сервис понимает, что он возьмет, а что не возьмет. Но если рассматривать всю поляну, всех заказчиков и все сервисы, то сложно придумать продукт, который не возьмет никто.
— Как на российском кинобизнесе отразились законодательные изменения последних лет, связанные с ограничением ЛГБТ-контента (движение признано в РФ экстремистским и запрещено), пропаганды чайлдфри, наркотиков?
— Я пока не вижу, чтобы это прямо отразилось на рынке. Но некоторые меры, конечно, мне кажутся чрезмерными. Это ведь на самом деле вопрос о том, как воспитывать детей. Показывать им плохое или только хорошее? Вопрос философский. Советских детей воспитывали на том, что показывали хорошее, а плохое им рассказывали во дворе. В итоге были дети, которые были изолированы от плохого искусственно, и были дети, которые росли только во дворе. Хотя большинство как-то комбинировали и то и другое. Конечно, наверное, не все предназначается для детских ушей, мозгов и душ. Но уж слишком оберегать друг друга от негативной информации нельзя. Если мы не показываем зло во всех его проявлениях, мы рискуем потерять иммунитет ко злу. А этого допустить нельзя. Сделать так, чтобы люди перестали употреблять наркотики, не показывая, к чему их употребление ведет, по-моему, невозможно.
— В последние годы фиксируется снижение общей доли телесмотрения. Телевидение действительно сдает позиции? И как оно сегодня конкурирует с интернет-средой, со стримингами?
— Какое-то падение аудитории есть, да. Но пока это компенсируется ростом рекламного рынка. По моим представлениям, он все еще недооценен и ему есть куда расти. Но вопрос о будущем действительно стоит очень остро. Потому что онлайн-кинотеатры по всему миру убедились в том, что платная модель не может заменить рекламную. Значит, нужно комбинировать. И как уже давно на этом рынке принято, сегодня все посмотрят на успехи Netflix в этом направлении (в 2022 году Netflix запустил льготную подписку по сниженной относительно обычной цене: ее пользователям показывается реклама. — РБК). Netflix сказал «мы будем» — все сказали «мы будем». Посмотрим, что из этого выйдет.
Я убежден в том, что телевидение как фоновое смотрение, как набор каналов никуда не исчезнет. Технический способ доставки канала — это вещь вторичная по отношению к тому, что людям смотреть каналы попросту удобно. Я привожу в пример плейлисты музыкальных сервисов. Да, вы можете запросить музыку конкретного исполнителя. Но согласитесь, очень удобно, когда сервис вам предлагает музыку по предпочтениям, создает индивидуальные подборки. Фактически телеканалы будущего трансформируются вот в такой плейлист. В идеальном мире на 150 млн человек должно существовать 150 млн плейлистов-каналов. Даже больше, чтобы каждый мог выбрать. Но традиционным вещателям сформировать такое количество каналов нереально. Поэтому будет относительно небольшое число каналов, сформированных «вещателями», и очень большое число каналов, автоматически сформированных рекомендательными системами лично для вас. Такое канальное будущее я вижу. Вопрос только в том, что для фонового смотрения у людей дома должен висеть большущий экран.
— Вы отметили, что подписной модели так и не удалось одолеть рекламную. Почему?
— Такой же вопрос можно задать про платные дороги. У нас построили крутые скоростные магистрали. А все равно цепочки грузовиков стоят в пробках на бесплатных дорогах. Почему? Видимо, есть категория людей, которые ни за что не хотят платить. Можно ли все телевидение перевести на платную модель? Конечно. Но это будет очень медленно и болезненно политически.
— Насколько остро перед отраслью сегодня стоит проблема пиратства контента?
— Изначально была ситуация, при которой отрасль декларировала, что «пираты не дают нам зарабатывать деньги». На этом фоне мы как раз сделали «Амедиатеку». Мы опирались на гипотезу, что есть какое-то количество людей, которые, вместо того чтобы рыться в мусорном баке, пойдут и официально купят свой бутерброд в магазине. Это сработало. На этой волне появилось некоторое количество сервисов, которые поняли, что зарабатывать деньги можно, невзирая на явление пиратства. И как-то все подуспокоились. Все поняли: да, пираты вроде есть, но и мы вроде есть. И всем вроде хорошо. Да, пиратство остается проблемой по всему миру. Но все опять ждут, как эта проблема будет решена в США. Чтобы, как всегда, «скопипастить» это решение.
— Сейчас активно обсуждается потенциальный возврат голливудских киностудий в РФ. До вас доходила информация о предметных переговорах? И какой эффект возобновление партнерства окажет на российский кинобизнес?
— Да, мы знаем, что какие-то пока еще неофициальные разговоры на эту тему идут. Понятно, что все хотят вернуться. Российская Федерация последние годы была в топ-5 европейских кинорынков и в топ-10 мировых. Никто терять эти доходы не хочет. К счастью, за это время отечественная индустрия заметно окрепла. Если западные товарищи вернутся… Ну, скажем честно, мы выпускаем не так много большущих фильмов-блокбастеров, чтобы им не нашлось места в нашем кинопрокате. Что касается борьбы за зрителя, я не вижу ничего зазорного в том, чтобы поработать локтями и наших замечательных зарубежных коллег поставить на то место, которое они заслужили своим поведением.
— Вы имеете в виду систему регулирования дат выхода фильмов в прокат за счет прокатных удостоверений? Или китайскую систему квотирования иностранного кино?
— Китайскому кинематографу квотирование точно не повредило. Он развивается огромными темпами и технически, и творчески. Там уже выпускают блокбастеры, которые собирают по миру больше миллиарда долларов. Так что ничего страшного с их рынком из-за квотирования не произошло, скорее наоборот.
Другое дело, что поток голливудского кино никуда не денется. Аудитория все равно до него доберется, через тех же пиратов. А зачем пускать это через пиратов, когда это может попасть к зрителю через наши легальные сервисы и кинотеатры? Может, и не все стоит выпускать на большом экране, тем более лоб в лоб с нашими проектами. Но на тех же онлайн-сервисах пусть работают официально.
— Ваш прогноз: как скоро этот возврат произойдет?
— Как только будет должная политическая воля. Когда вашингтонский обком даст своим команду «можно», точно так же как дал команду «нельзя».
— Понятно, что пятерка крупнейших голливудских киностудий как в момент ушла, так и не вернулась. Но есть прецеденты, когда компании меньшего масштаба, например Lionsgate, после формального заявления об уходе полноценно возобновили прокат в РФ. О чем это говорит? Не все подвержены политической воле?
— Это сильно зависит от ситуации внутри компании и от размера самой компании. Большие студии, которые находятся в поле зрения общественности и которым есть что терять, в том числе взаимоотношения с государством, вынуждены проводить ту политику, которую диктуют из их политических центров. Маленькие компании менее подвержены таким влияниям, они могут сохранять относительную независимость. Но повлиять может даже мнение одного конкретного сотрудника.
— Что вы сами в последние годы смотрите? Не по работе, а для души.
— Я стараюсь не смотреть, а пересматривать. То же самое я транслирую студентам. Я считаю, что для людей, которые работают в нашей профессии, лучше 15 раз посмотреть «Крестного отца» или «Бриллиантовую руку», чем неизвестный, но «современный» продукт. Современное кино я смотрю только тогда, когда вокруг меня какое-то количество людей, которым я доверяю, дадут мне рекомендацию. Например, сериал «Киностудия» (вышел на Apple TV+ в 2025 году. — РБК) я не мог не посмотреть, потому что это про нас, про киношников. И мы там — очень смешные. А в остальном, повторюсь, нужно пересматривать. Классика — это Парфенон. Ты можешь быть сколь угодно авангардным архитектором, но время от времени тебе надо посмотреть на Парфенон, вспомнить его формы, размеры, пропорции, материалы, из которых он сделан, чтобы не терять чувство прекрасного. Классика — самая надежная опора для души.