В День всех влюбленных, 14 февраля, в российский прокат выходит музыкальный байопик «Пророк. История Александра Пушкина», в котором солнце русской поэзии играет номинант на премию «Оскар» Юра Борисов, а герои читают рэп. Кинокритик «Газеты.Ru» Павел Воронков рассказывает, удался ли эксперимент с нашим всем (спойлер: не совсем).
В День всех влюбленных, 14 февраля, в российский прокат выходит музыкальный байопик «Пророк. История Александра Пушкина», в котором солнце русской поэзии играет номинант на премию «Оскар» Юра Борисов, а герои читают рэп. Кинокритик «Газеты.Ru» Павел Воронков рассказывает, удался ли эксперимент с нашим всем (спойлер: не совсем).
Признаемся: не без некоторой робости приступаем мы к критическому рассмотрению такой картины, как «Пророк. История Александра Пушкина». На нее возлагались, кажется, определенные надежды. Дело в том, что январь — чертог киносказок, приспособленных для опустошения кошельков граждан с детьми. На подступах же к февралю город засыпает и просыпается мафия, вдыхая полной грудью: на этом отрезке календаря складывается традиция представлять публике ленты, имеющие схожий объединяющий заряд, но склонные к большей осмысленности и нацеленные скорее на зрителя, что уже вооружен собственным паспортом.
В прошлом году такая роль была отведена фильму «Мастер и Маргарита» Михаила Локшина, роскошной экранизации самой любимой россиянами книги. В нынешнем она, по всей видимости, уготована «Пророку» — биографическому мюзиклу, где солнце русской поэзии удачно изобразил Юра Борисов, который после номинаций на «Оскар» и «Золотой глобус» превратился тоже в своего рода небесное тело русской кинематографии (что «Анора» — картина американская, дело десятое).
Так вот, соответствующие надежды необходимо отныне разрушить. У «Пророка», конечно, есть все шансы сравняться с адаптацией Булгакова в бокс-офисе, но вряд ли он станет от этого победителем: дуэль параллельно ведется еще и на содержательном уровне, а там «История Александра Пушкина» терпит роковое фиаско. Берясь за схожие темы (одна из магистральных линий «Пророка» — отношения творца с репрессивным государством) и произнося в целом правильные слова о свободе и цензуре, картина ломается о свою громоздкость и текстоцентричность. Последняя продиктована, понятно, объектом исследования — впрочем реализована без свойственной ему воздушности.
Беда здешних песен состоит, во-первых, в том, что они сотканы из лоскутков пушкинских текстов вперемешку с оригинальными сочинениями. Не обязательно плохими, просто мучительно контрастирующими со строчками поэта, которые тут присутствуют и в нетронутом виде тоже. Во-вторых, рэп. Дело не столько в том, что здесь читают рэп, сколько в его абсурдной неуклюжести. Расхлябанный флоу, шатаясь, спешит по кривым битам, из-за чего в памяти то и дело всплывает речитатив из песни «Мелом» группы «Пропаганда», которую мы любим за что угодно, кроме речитатива.