НОВОСТИ / РОССИЯ
Содержание:
— В Бурятии анонсировано строительство нескольких крупных курортов. Как вы будете обеспечивать их загрузку туристами?
— У нас нет проблемы с обеспечением загрузки, есть вопросы с размещением всех желающих. Причем и летом, и зимой. Во время ковида в 2020 году в Бурятию — 1 из первых регионов в РФ — начались внутренние туристические чартерные рейсы из Москвы в летний и зимний сезоны.
Сейчас авиасообщение в регионе развилось достаточно сильно, и чартеры невостребованы. В 2017 году авиационный пассажиропоток в республике был 270 тыс. человек, сегодня у нас 750 тыс. В этом году выйдем за 800 тыс.
Мы абсолютно уверены в туристическом потоке. В то же время мы работаем над равномерной круглогодичной загрузкой, именно поэтому мы сосредоточены на событийном туризме. Он может стать одним из основных драйверов привлечения турпотока на Байкал и в Бурятию. У нас уже есть культурные и спортивные мероприятия международного и федерального уровня — например, «Голос кочевников» стал самым масштабным за Уралом музыкальным фестивалем на открытом воздухе, стремительно растет популярность фестиваля «Балет на Байкале», и я могу долго еще перечислять.
Под планируемый туристический поток в Бурятии стоит вопрос создания инфраструктуры — баз размещения, гостиниц, отелей, санаториев, глэмпингов. Безусловно, все объекты с обеспечением очистными, системой обращения с отходами, дорогами и туристическими тропами. Мы за полезный и безвредный туризм, а его нагрузка на природу должна быть минимальной. Цивилизованному туризму свойственно более сохранять природу, а не наоборот.
Сейчас на наш берег приезжает свыше 600 тыс. неорганизованных туристов в год. Да, мы убираем мусор на берегу, у нас есть очистка берега организованная, наблюдаем и другой негатив: парковки в кустах, где-то костры и так далее. Есть вещи, которые не полезны для природы. Есть понимание, что людям надо дать альтернативу — цивилизованный туризм. Байкал — это наше достояние, и мы должны создать условия для людей, которые хотят приехать в уникальное место, причем в разных ценовых категориях.
— Насколько вы сегодня близки к этой задаче?
— Близки. Есть проект, запущенный президентом, — «Пять морей и озеро Байкал». В его рамках у нас инвестиций по подписанным соглашениям уже более 100 млрд руб. Создаваемый номерной фонд — 8,4 тыс. Это все идет в границах особой экономической зоны «Байкальская гавань».
Есть много инсинуаций по поводу Байкала. Например, мнение, что туристы все вытопчут. Чтобы вы понимали масштаб зоны, которую мы развиваем под туризм: протяженность Байкала 650 км, чуть менее расстояния от Москвы до Санкт-Петербурга, а зона на Байкале, которую мы развиваем, по площади равна одной трети Химок, москвичи поймут. Поэтому здесь мы не переживаем за некие экологические последствия. Более того, мы их минимизируем — создаем качественную инфраструктуру, очистные, условия для экологически чистого туризма.
— Несколько лет назад Олег Дерипаска назвал диких туристов на берегах Байкала турварварами, которые оставляют после себя мусор, и предложил ограничить дикий туризм на Байкале. Вы согласны с этой идеей?
— Не согласен. Это все граждане РФ, жители нашей страны. Давайте запретим въезд в Москву. Ну, понаехали же, да? Байкал — это достояние РФ. Он должен быть доступен. Вопрос в создании условий. Туристам надо создавать нормальные условия, причем не только отели, но выделенные территории, оборудованное безопасное кострище, площадки для сбора мусора, подготовленные стоянки для автодома или для палаточных городков. Это вопрос подготовки площадей и создания инфраструктуры. Надо не запрещать, а обеспечить. Не «не пущать», а создать условия.
— Дерипаска также обращал внимание на очень высокий уровень микропластика.
— Ну, пусть нам его покажут. С микропластиком разговоров много. Однако вот пример: в этом году приходят к нам волонтеры и говорят: «Дайте нам участок берега, где мусор убирать». Спрашиваем: «А в чем проблема?» Отвечают: «Да мы ходим, мусор ищем». Это не шутка, правда. У нас каждый год заключается отдельный договор на очистку берега. Плюс постоянно выезжают волонтерские группы, которые ходят вдоль побережья и по всем кустам собирают мусор.
Мы за то, чтобы не было пластика, который действительно наносит урон. Когда валяются одноразовые стаканчики, тарелочки, когда возле общепита выбросили мусор в урну, ветром раздуло, он разлетелся. Мы за то, чтобы одноразовой посуды в Центральной экологической зоне в общепите не было.
Но видим и экстремальные предложения — запретить пластиковую одноразовую упаковку и пакеты на Байкальской природной территории. И здесь важно вчитываться в детали. Не все понимают, что такое Байкальская природная территория. Все думают, это побережье Байкала, но по закону Байкальская природная территория — это практически вся Бурятия, кроме крайнего севера, часть Иркутской области, еще чуть Забайкальского края. Там проживает больше миллиона человек. И когда говорят «давайте запретим одноразовую упаковку» — а жителям сахар, гречку в чем носить? В ладошках? В бумажных пакетиках? Мусор выносить в чем? Под терминологию «одноразовые пластиковые изделия» попадают одноразовые шприцы — их тоже запретим? Нужны не лозунги, а вдумчивые решения.
Повторюсь: мы за то, чтобы в границах Центральной экологической зоны, а это 20–40-километровая зона вокруг Байкала, использование одноразовой пластиковой посуды ограничить. Вместе с тем создавать условия для сбора отходов, сортировки, переработки. Излишними запретами можно только создавать социальное напряжение, негативные условия проживания местного населения и при этом не решать вопрос.
— Те решения, о которых вы сказали, — они на каком этапе сейчас?
— По пластику есть законопроект, прошедший первое чтение. Сейчас он дорабатывается ко второму, поскольку в первом чтении он был в экстремальной форме. Коллеги-депутаты слышат.
— Кто будет инвесторами в проектируемые курорты на Байкале, в том числе в курорт на горе Бычьей, куда планируют инвестировать 46 млрд?
— В том объеме инвестиций, о котором я сказал, горы Бычьей нет. Она идет плюсом. Курорт «Амар» — это Иркутская нефтяная компания. «Молодость. Байкал» — это инвестор ГОК «Озерный», «Космос Отель Байкал» — это «Космос груп» (CosmosHotelGroup. — РБК), АФК «Система» вложит порядка 12 млрд. Также частный инвестор у нас — это проект «Чудо Байкал», у них там 44 млрд предварительная стоимость. Это все на берегу озера. Это такие инвесторы, про которых мы понимаем, что средства есть, даже учитывая непростую сегодня ситуацию. Я хотел бы отметить «Грин Флоу Байкал», они уже в самой высокой стадии готовности — отель выстроен до пятого этажа. У компании есть реализованный проект на «Красной Поляне», работают на Камчатке и здесь, на Байкале.
— А китайские инвесторы есть?
— Китайских инвесторов нет, хотя мы и не против. Вопрос не в инвесторе, а в проекте. Если это дешевенькая гостиница «для своих» в замкнутом цикле — мы инвестора не поддерживаем. И таких проектов у нас нет. Если это будет инвестор, даже из Китая, с большим качественным проектом, открытым для всех, и готовый работать по российскому законодательству, со всеми требованиями, то почему нет? Но, повторюсь, китайских инвесторов у нас пока нет и, наверное, уже не будет. В Бурятии вся земля, на которой возможно развивать туристическую инфраструктуру на Байкале, сегодня занята российскими инвесторами.
— В одном из строящихся туристических комплексов есть интересный проект с 45-метровым черепом мамонта. Вы участвовали в согласовании?
— На самом деле там с бивнями высота 54 м — это проект бурятского скульптора-архитектора Даши Намдакова. У нас есть архитектурный совет, на котором мы рассматриваем проекты. Мы понимаем, что земля, на которой можно развивать туристические объекты, ограничена. И поэтому «что хотите, то и делайте» мы не можем себе позволить. Со всеми инвесторами рассматриваем: как будут размещены объекты на территории, в том числе очистные, обращение с отходами и так далее. Потому что у нас еще краснокнижные растения есть на берегу. Требования достаточно жесткие, мы все это отслеживали.
— Учитывая, что больше земли для развития туризма нет, на какое максимальное количество туристов вы рассчитываете?
— Один миллион прибытий в год с размещением — минимальная планка. И в 3 раза больше — однодневные визиты, приехали — уехали. Это не предельные цифры, но пока мы на них ориентируемся.
— Почему туристы должны ехать именно в Бурятию?
— Бурятия — это миллион ярких впечатлений, самых разных. Бурятия, безусловно, — это Байкал, центры буддизма РФ и старообрядчества. Красивейшая природа, уникальная кухня, очень сильная культура. Это опера, балет, цирк, драмтеатры, театры народной музыки и танца, сильная филармония. У нас, кстати, 7 театров в Улан-Удэ (театр оперы и балета, 2 драматических — русский и бурятский, молодежный, детский кукольный и 2 театра народного танца и музыки — бурятского и русского). Это сфера услуг — рестораны и прочее. Бурятия — это место, которое не видел — и не знаешь, но, если приехал, уже не забудешь. У нас процент повторного визита и последующих очень высокий.
Байкал — это Байкал. Про него можно много говорить, но его надо увидеть, почувствовать, окунуться, воду попробовать на вкус. У нас степи, кедровые и лиственные леса, которые завораживают. Скалы, которые круглый год в снегах, пики, где снежные барсы водятся, горные яки, горные бараны. Минеральные источники, горячие, метановые, радоновые, сероводородные, разные целебные. Обычная минеральная вода, которую как боржоми можно пить. В Бурятии набор впечатлений и эмоций, которые ты можешь увидеть, ахнуть и потом сказать: «Почему же я это раньше не видел, как же я об этом раньше не слышал?» Поэтому к нам надо приезжать.
И мы для себя понимаем, что туризм — это для нас стратегическая отрасль развития. Полезные ископаемые сегодня есть, но когда-нибудь месторождение истощится. Промышленное производство все равно локальное, а туризм — вовлеченность всей территории, тем более с нашими особенностями. Это большое количество рабочих мест и очень разные виды деятельности. И мы понимаем, что это навсегда.
— Вы активный сторонник скорейшего принятия закона о Байкале, в котором пока есть норма о возможности проведения сплошных рубок. Почему вы настаиваете именно на этом варианте?
— Всегда важно понимать, о чем говорим. Вот взять сказку «Красная Шапочка», там суть в том, чтобы спасти Красную Шапочку, а не устроить геноцид волков. С законом о Байкале примерно та же ситуация. С нас спрашивают, почему мы хотим устроить геноцид волков, а мы за то, чтобы Красную Шапочку спасти. Кто-то осознанно, кто-то по искреннему заблуждению вбрасывает в общество, что все пропало. Любой нормальный человек, не понимая, что происходит, услышав о том, что на Байкале хотят разрешить сплошные рубки, будет возмущаться.
Но о чем закон на самом деле и какие проблемы перед нами стоят? Первое, что нужно сделать, — это ремонт дорог, мостов. Сегодня это невозможно сделать по закону. Не потому, что закон так написан — закон был принят в 1999 году, там все было нормально. Закон защищал Байкал, запрещал рубку леса для продажи в Китай или куда угодно, поэтому заготовка леса запрещалась. Но строить дороги, очистные, селезащиту, линии электропередачи — разрешалось. То есть жизнедеятельность на Байкале не запрещалась, это было напрямую написано в законе.
В последующие годы вносились изменения в Лесной, Водный, Земельный кодексы, но они не были согласованы между собой. И формулировки, которые прописывались в последующих законах, накладывались на формулировки закона о Байкале. Юридико-техническое несоответствие привело к невозможности построить ни дорогу, ни очистные, ни селезащиту и так далее. Мы не можем кладбище людям выделить. Мы не можем поселки от пожара защитить. У нас лес заходит прямо в поселки. В поселке Адамово лес прямо к школе примыкает, стен касается. Люди в опасности.
Мы не говорим о том, что надо рубить лес, заготавливать его, кому-то продавать. Но, например, нам нужно отремонтировать федеральную дорогу Москва — Владивосток, которая идет вдоль Байкала. Объезда нет, проселочных дорог нет, она одна. На федеральной трассе сегодня 5 аварийных мостов. В любой момент эта дорога может остановиться. Чтобы отремонтировать аварийный мост, нужен рядом временный объезд и расчистка участка 50 м шириной для него. Надеюсь, никто не хочет прервать сообщение между западом и востоком РФ? Очистные на Байкале построить надо? Надо. На участке растет 3 сосны — расчистить не можем, очистных нет.
На Байкальском ЦБК, где карты-накопители шлам-лигнина, черный щелок, сверху накопился сель. Сели сходят практически каждый год. Сели катастрофического уровня сходят раз в 50 лет. Последний был в 1972 году. Сейчас уже Российская академия наук, Институт земной коры прогнозируют — в ближайшее время сойдет большущий сель. Он может перекрыть дорогу и Транссиб пробить. И вытолкнуть эти карты с накопленной нехорошей субстанцией в Байкал. Надо сделать бетонные селезащитные сооружения, и в советское время они там стояли. Чтобы сделать эту селезащиту, надо какое-то количество даже не леса, а кустарника спилить. Нельзя.
— В законопроекте предусмотрены санитарные рубки. Для чего?
— Санитарные рубки нужны, если лес сгорел, если он зараженный и больной. Поскольку применение пестицидов запрещено на Байкале, остановить распространение болезней деревьев мы не можем. Для нераспространения болезни надо хотя бы по контуру обрезать — локализовать участок. Нельзя. Лес гибнет, мы просто смотрим.
Еще есть сгоревший лес. В 2015 году были большущими пожары на Байкале, сегодня он самовосстанавливается зарастанием кустарником. При этом лес на долгие годы теряет качество. В принципе, его надо расчищать и высаживать нормальный лес. Но мы не можем его расчистить из-за действующего законодательства.
У коллег есть опасения, что этим будут злоупотреблять: под видом больного или горелого леса пилить хороший лес. Это нарушение закона. У нас в Уголовном кодексе написано: «Воровать нельзя», но люди этим занимаются. У нас в правилах дорожного движения написано: «Нельзя на встречку выезжать», но все равно едут на встречную полосу. Давайте мы правила дорожного движения вообще не будем писать? Или все-таки мы будем принимать законы, как правильно жить?
В законопроекте прописана уникальная технология принятия решений. Они касаются ремонта мостов, дорог, строительства очистных и так далее. Готовится проект, он проходит обязательную государственную экологическую экспертизу, а она предусматривает регулирующие общественные слушания, привлечение общественных экспертов, вынесение вопросов на рассмотрение Росприроднадзора. Дальше — итоги экологической экспертизы выносятся на рассмотрение специальной комиссии, в которую входят представители правительства, Минприроды, Росприроднадзор, Госдумы, Совета Федерации, ФСБ, администрации президента. И только эта комиссия говорит: да, вот здесь будут очистные, здесь мы эту дорогу отремонтируем, здесь мы готовы линию электропередачи сделать.
Что касается санитарных рубок, то на комиссию вопрос выносят только после заключения Российской академии наук. Кого еще нужно привлекать? Какие ученые еще есть выше, чем Российская академия наук? Внутри РАН есть Институт леса, Лимнологический институт на Байкале. Одним словом, предусмотрены механизмы, страхующие от злоупотреблений или некомпетентных решений.
— Этот законопроект критиковал Комитет всемирного наследия ЮНЕСКО. Он слышит ваши аргументы?
— К нам в декабре 2023 года приезжала миссия ЮНЕСКО. Они ездили по Байкалу, смотрели этот законопроект. Мы им показывали участки, где у нас проблемы с мостами, с очистными и так далее. Они говорят: у ЮНЕСКО вопросов нет. Однако наши отдельные активисты в инициативном порядке направляют ЮНЕСКО сообщения о том, что сегодня на Байкале хотят снизить экологические требования. ЮНЕСКО, естественно, говорит, что требования снижать не надо. Мы и не снижаем экологические требования, мы их, наоборот, ужесточаем этим законопроектом. Например, неочищенные стоки с мостов сбрасывать нельзя? Нельзя. При строительстве или реконструкции мостов эта проблема решается: ставится ЛОС (локальная очистная) и смывы с дороги от выхлопных труб не попадут в реки, которые под мостами проходят, а сегодня попадают.
— Ученые, которые предлагают доработать законопроект, утверждают, что с нормами, разрешающими сплошные рубки, совершать преступления будет легче.
— Что сегодня мешает нарушать закон? Мы и так ловим нарушителей и «черных лесорубов». Более того, даже если будем расчищать лес под дороги, очистные, мосты, то у нас в законе прописан норматив — пятикратное лесовосстановление.
— Почему нельзя отменить то, что было принято после 1999 года, чтобы первоначальный закон продолжал работать?
— Я категорически поддерживаю ваше предложение, я его озвучивал. Закон 1999 года — это очень хороший закон. Я говорю: «Уважаемые коллеги, я за то, чтобы вернуться к вашему закону. Давайте просто к нему вернемся, и все вопросы снимутся». Начинают думать. В чем сомнение, не знаю. Например, уже позже 1999 года в Земельном кодексе появилась норма в 27-й статье, пункт 5, о том, что ограничены в обороте земли, которые занимают храмы, памятники, архитектурные объекты и так далее и, внимание, «объекты всемирного наследия». Никто ж не думал, что в объект всемирного наследия ЮНЕСКО включат 160 населенных пунктов, 140 тыс. человек на побережье Байкала. В итоге те жители, кто до этой нормы успели землю оформить, у них все нормально. Для этих частных и юридических лиц собственность не ограничена. Однако те жители на Байкале, которые до вступления нормы не оформились, — им муниципальную землю уже нельзя в собственность. Под это в основном пенсионеры попали. Теперь это не их земля под домами, она арендованная.
— Насколько помогло закрытие Байкальского целлюлозно-бумажного комбината в улучшении экологической обстановки? Что там сегодня происходит?
— БЦБК не сбрасывал в Байкал ничего, сброс был в карты-накопители. И, естественно, вопрос был в рисках воздействия на Байкал. Но в нынешних условиях, думаю, уже можно говорить о том, насколько требования ЮНЕСКО к БЦБК были экологические, или там были скрытые мотивы. У нас БЦБК на тот момент был единственным производителем беленой целлюлозы, которая шла на производство пороха, ракетных задач и так далее. И когда закрыли БЦБК, Российская Федерация попала в стопроцентную импортную зависимость по этой составляющей, а это вопрос безопасности и обороноспособности страны. Сейчас этот вопрос решен, но был период, когда мы были импортозависимы. Сейчас там большущими программы по развитию города Байкальска и ликвидации накопленного ущерба. «Росатом» этим занимается. Вопросы решат — будем двигаться дальше.
— Улан-Удэ в списке городов с самым грязным воздухом. Как и когда будет решена эта проблема?
— Примерно 60% площади города — это частная застройка, которая отапливается дровами, углем. И зимой с нашими холодами это большущая нагрузка. В отдельные дни бывает превышение ПДК по бензопирену в 50 раз. Мы не газифицированная республика. Привозной газ есть, но в небольших количествах. Искали разные варианты сделать воздух чище: у пеллетов и бездымного угля меньше выброс вредных веществ, но в частном доме применять их сложно. В итоге у нас сегодня принята программа, поддержанная президентом, — это перевод на электроотопление.
При этом сегодня стоимость дров у нас такая, что при переходе на электроотопление для людей дороже не становится. В этом году уже первые 160 домов перейдут на электроотопление. Вся программа — это порядка 12 тыс. домов. 10 тыс. мы должны до 2030 года перевести, в последующие годы закончим проект.
— Сколько средств на это было выделено?
— Всего программа по «Чистому воздуху» — это не только Улан-Удэ, еще и Гусиноозерск, Селенгинск — 22 млрд.
— Мы с вами много говорили про туристов, но рейтинги ставят Бурятию на 75-е место в стране по уровню преступности. Насколько безопасно ехать в регион?
— Здесь надо понимать, что это за преступность. У нас преступность в последние годы ежегодно снижается — в последний год на 4,5%. При этом уклон больше в бытовую преступность: сели, выпили, между собой подрались. Что касается прогулок по улице вечером, то здесь мы не отличаемся от среднего уровня по РФ. Туристические территории за городом, поэтому в отношении туристов мы вообще проблем не видим. Что касается профилактики правонарушений… С алкоголизмом боремся. Приняли отдельный закон. У нас только за первое полугодие на 17% снижение потребления алкоголя.
— С вейпами будете бороться?
— В целом понимаем, что с вейпами тоже надо бороться. Это не та привычка, которую надо стимулировать.
— Насколько вы смотрите на вологодский опыт в части алкогольных запретов?
— Я уже говорил, что не всегда надо вводить запреты, надо создавать условия. В границах борьбы с алкоголем мы идем несколькими путями. С одной стороны, запрет. С другой стороны, чем людям заниматься? Мы создаем больше спортивных площадок. За последние годы отремонтировали 137 сельских домов культуры.
В Бурятии уже более 20 «трезвых сел». Сами жители собрались, решили, что в поселке нет продажи алкоголя, вообще никогда и никакого. Ни днем, ни ночью, ни в выходные, ни в обычные дни. Хороший пример — поселок Тохорюкта. В 2004 году люди решили — алкоголя не будет, и сегодня там нет ни одной семьи в трудной жизненной ситуации, нет сирот, на 30% лучше показатели по здоровью, по продолжительности жизни, чем в среднем по республике. Самое большое количество скота на душу населения, 4 головы на каждого человека. Практически в каждом дворе машина или трактор. Кардинально изменилось качество жизни.
По ужесточению дальше посмотрим. Тут всегда палка о двух концах. Совсем закроем — самогоноварение вырастет или таксисты начнут подпольно торговать. Считаю, что нынешние запреты в Бурятии для тех, кто колеблется. Человек идет с работы, устал, подошел к дому, у него в соседнем подъезде алкомаркет, он взял по дороге, дома выпил. Раз выпил, 2 и границу перешагнул. Мы ограничиваем доступность алкоголя прежде всего для тех, кто на границе алкозависимости. Таких это удержит.
— Бурятия первой приняла закон, разрешающий усыплять «невостребованных» бездомных животных, но зоозащитники через Конституционный суд добились признания этого пункта недействительным. Какова сегодня ситуация с бездомными животными, стало ли больше отстрелов или больше приютов?
— Вы живете в парадигме стереотипов. Отстрелов не было ни до, ни после. У нас люди с берданками по улицам не бегали. В Бурятии был и есть регулируемый отлов. Однако была норма закона, которая предусматривала: если поймал возле детского сада кобеля кавказской овчарки, то в приюте покормил, помыл и возле детского сада его обратно на улицу отпустил. Ну, конечно, это ерунда. И мы поправили законы, и потом Госдума нас тоже поддержала. В целом все понимали, что не совсем верно было принято решение, и скорректировали. Решение Конституционного суда тоже надо читать. Он прописал, что, если на определенной территории образуется избыток собак, который приводит к возникновению угрозы для населения, можно отловить и усыплять. Собак, невостребованных в приютах, представляющих угрозу, можно усыплять.
— Когда многие регионы начали вводить в региональное законодательство нормы об усыплении собак, критики называли норму живодерской. Согласны с таким определением?
— Если собака зимой бегает и помирает от голода, готовая на всех нападать, это живодерство или нет по отношению к собаке? Или если вы собаку пожизненно содержите в клетке — это живодерство или нет? Были рекомендации Всемирного ветеринарного общества о том, что более гуманно собаку усыпить, чем всю жизнь ее в клетке держать. Если собаки сгрызли человека, это живодерство или нет? Или это человекодерство? Это вопрос оценок.
— Не так давно Бурятия была республикой-миллионником, сегодня живет меньше миллиона. Как удерживать людей в регионе?
— В прошлом году у нас приток населения, плюс тысяча, тренд переломился. Но в Бурятии, как во всей стране, конечно, снизился коэффициент рождаемости. У нас в 2018 году он был выше 2, сегодня где-то 1,6. По РФ примерно 1,4. У республики есть отдельная программа по развитию демографии. По поручению президента очень много мер принято: детские выплаты, выплаты за второго ребенка, когда третий ребенок появляется, списывается 450 тыс. по ипотеке. Целый набор мер поддержки на государственном уровне принят.
Но дети — это не только деньги. Мы сегодня больше доносим до молодежи республики, что чем раньше появился первый ребенок, тем легче по жизни. Все сегодня переживают: квартира, машина, доход. Это сделаю, потом только дети. Но когда ты уже старше, у тебя уже куча проблем и болячек, потом ты уже начинаешь искать, как подлечиться. А когда ты молодой ребенка родил — ты растешь, и ребенок растет. Малышу не нужна машина, квартира. Ребенку нужно, чтобы папа, мама рядом были, любят или не любят. Все.
— А чем раньше родить, тем лучше — это когда?
— Ну, первого надо родить максимум до 23. Лучше всего в 21. Можно и раньше. Чем раньше первый родился, тем быстрее второй появится. А может быть, и третий, и так далее. Если ты первого родил в 35, то про второго и третьего можно уже думать с напряжением. А можно и не думать на самом деле. Вообще, демография — это самый главный вопрос. Стройки, дороги, здравоохранение, культура, чистый воздух, туризм — все это прилагающееся. Если нас как нации не будет, если нас как народа не будет, то все это никому не будет нужно. Конечный результат вообще всех наших действий — это для того, чтобы мы как нация сохранились. Чтобы мы были через 50 лет, через 100 и далее. Поэтому пытаемся до молодых людей достучаться, что ребенок — это счастье. Счастье нельзя купить, счастье можно только родить. Надо, чтобы у всех было много счастья разного возраста.
— Сохраняется ли в регионе дефицит врачей и учителей, что с этим делать?
— Дефицит сохраняется, но тренд поменялся. Врачей в Бурятии стало больше, чем в предыдущем году, есть прирост. Добавляем количество учебных мест. У нас в этом году был самый большущий выпуск — более тысячи медицинских работников вышли из учебных заведений. Это и медики среднего звена, и врачи. Проблемой начали заниматься несколько лет назад. Добавили бюджетные места, создали дополнительные учебные площади.
По учителям также работаем. Сейчас при поддержке президента строим межвузовский кампус в республике. Он решит задачу подготовки кадров. Также запуск кампуса заметно снизит отток населения. У нас порядка 2,6 тыс. каждый год — это уезжающие абитуриенты в другие регионы. Создавая кампус, мы понимаем, что большущую часть у себя сможем оставить. В кампусе якорный объект — это медицинский институт, поэтому по врачам усиливаемся. Подготовка педагогов тоже усилится.
Решаем проблему жилья для медиков и учителей. По программе комплексного развития сельских территорий правительства строим дома. По президентской дальневосточной программе — субсидия. Мы по ней 64 квартиры построили для учителей и врачей. Приняли республиканскую программу «100 домов для врачей», где мы субсидируем ипотеку, если врач приехал в район. Конкретные условия: на 15 лет заезжаешь, покупаешь жилье себе, мы тебе стопроцентно компенсируем ипотечный платеж, и жилье в итоге твое.
— Сколько сегодня в регионе работает мигрантов и сколько их необходимо?
— У нас что-то около 7 тыс. сегодня работает в основном на крупных стройках и инфраструктурных проектах больших. На гражданских стройках их совсем немного. Но нам пока хватает. В Бурятии небольшое количество мигрантов, и они у нас сильно не задерживаются. Приехали, отработали, уехали.
— Средняя зарплата в регионе выросла?
— Средняя зарплата растет каждый год. Сейчас она у нас 84 тыс., примерно 72 тыс. была в прошлом году. Зарплата — это доходы наемных работников. Но если мы берем ИП, самозанятых и так далее, то там она ниже, порядка 68 тыс.
— В Бурятии начался экспериментальный проект «бесшовного патриотического воспитания». В чем его суть?
— Если брать наше историческое наследие, раньше на тетрадках был и гимн Советского Союза, и клятва пионера, и клятва октябренка, в которых были правильные посылы. Мы темой патриотического воспитания и формирования правильных жизненных ценностей занимаемся давно. В 2019 году, например, кодекс ученика приняли.
Мы понимаем, что у нас есть уровень детского сада, школы, техникума или колледжа, института и трудового возраста. В школе ребенку говорят о Родине, о разнице между белым и черным, добром и злом, но он приходит домой, а папа может ему сказать: ерунду не неси, все не так. Как ребенок будет это воспринимать? Единство ценностей, единство ориентиров, единство восприятия и отношения должно быть везде. Вы спросите, а что ребенку рассказывать в детском саду? Представление о том, что такое «хорошо», а что такое «плохо», о справедливости, защите слабых, — оно с самого детства закладывается.
С чем дети в детских садах играют — кубики, раскраски, конструкторы, лепка, рисуют и так далее. Это правильные все игрушки. Они развивают моторику, абстрактное мышление, развитие ребенку дают. Но дочки-матери где? Если у девочки в детском саду будет коляска и кукла и она будет не кубики складывать, а с куколкой играть, уже у нее будет материнский инстинкт. Если пацаны играют в казаки-разбойники или войнушку — это тоже создает внутреннее ориентиры: защищать девочек и слабых. Там нет высоких слов «защищать Родину», но есть просто «защищать».
Не надо детям лекции длинные читать. Через занятия, игры им рассказывают про деревню, район, город. Они узнают родной край по-другому. Когда ты любишь свою малую родину, то знаешь, ради чего все. Если ты индифферентен и нет никаких ценностей, у тебя душа ни за что не цепляется. Тебе все равно, дома ты у себя или на Мальдивах. Нет душевных якорей, ты ко всему ровен, тебе все пофиг.
Поэтому наше бесшовное воспитание — это детский сад, младшие классы, школа и так далее. Там уже другие разговоры и уже подлинные лекции: история и достопримечательности, люди, которыми можно гордиться, — герой Великой Отечественной войны, известный поэт, мастер спорта. Когда я говорю о демографии — вопрос не только в том, что мы должны сохраниться как народ. Но еще быть неравнодушны к своей земле и собственной родине. Эти правильные ценности и жизненные ориентиры должны быть с детского возраста и до пенсионного, бесшовно.
— С семьями тоже работаете?
— У нас предусмотрены встречи, общение, лектории в трудовых коллективах. Это сложный процесс, небыстрый, со скептическим отношением у многих. Но он давно уже делается, в том числе на федеральном уровне. «Разговоры о важном» запущены по линии Министерства просвещения, «Движение первых», «Навигаторы детства». Это все об этом, но только в школьной среде. А мы в Бурятии это связали на всех уровнях.
Вот у нас на СВО ребята бьются. В Бурятии 27 Героев РФ на сегодня. И они знают, что идут за Родину. У нас в каждой деревне свой спорт, культура, традиции. Очень высокий изначальный уровень патриотизма. Причем нет словесного ура-патриотизма, но ценностная привязанность к своей земле. И поэтому у нас там так и воюют. Причем это не зависит от национальности.
Мы всю систему выстраиваем так, чтобы от мала до велика в Бурятии все понимали, чувствовали, в сердце несли свою Родину. И малую, и большую. Патриотизм — это не сидеть на диване и говорить «я Родину люблю», а действовать. Ты за свою Родину на своем рабочем месте хорошо работаешь, ведешь себя правильно, сохраняешь природу, культурное наследие, ты в бой готов. В школе сходил на зарницу, субботник, близким военного или пенсионерам помог — вот это действие.
— Милитаризация сознания с детства вас не пугает?
— Нет, не пугает. У нас в Советском Союзе в каждой школе была начальная военная подготовка. Мы все разбирали-собирали автоматы. Знали, как кинуть гранату и перевязку сделать, дежурили у Вечного огня. И в чем была милитаризация? Если ты готов встать на защиту своей Родины, в чем проблема? Наоборот, это честь — защитить Родину.
В Швейцарии в каждом доме оружие, про Израиль я вообще говорить не буду. Поэтому милитаризация не как уровень агрессии, но уровень готовности. Если ты знаешь, с какого конца за автомат держаться, твой уровень готовности выше. И при этом, когда ты в этом разбираешься, физически в норме, то меньше боишься. Родина сказала, что надо встать, у тебя меньше страха, потому что к этому готов. Вопрос не в милитаризации, а в необходимости быть защитником. Мы в агрессивном мире живем. Конкуренция за территорию, воду, воздух, ресурсы будет только обостряться. Либо мы поднимем руки, отойдем в сторону и скажем: забирайте. Либо мы будем стоять на своей земле.
— За основу этой системы выбрали советские наработки?
— Мы брали и советский, и существующий опыт — объединяли. Много создали своего. Лидер этого процесса — замполпреда Дальневосточного федерального округа Григорий Куранов. Мы очень много создаем с нуля, бывает ошибаемся, где-то отыгрываем назад. У нас уже много методических документов, сайт отдельный сделали, единый календарный план. В нем с 1 января по 31 декабря все расписано. Там есть и Рождество, и 8 Марта, и День космонавтики, и День Победы, у каждого района Бурятии есть свои памятные даты. Идет погружение взрослых и детей в историю своей малой родины.
— Как можно будет потом измерить результаты этой программы?
— В том, что ни 1 гад на нас не нападет. Мы экономически и в военном плане будем сильными, самостоятельными, и нас будет много. Было грязнее — стало чище — вот это измерение. Мы не хотим это перевести в кампанейщину с отчетами, с табличками. Это ментальное единение — единые ценности и отношение к жизни.
— Был недавно инцидент, когда в Москве «народные дружинники» задержали женщину из Бурятии. Чем эта история закончилась? Говорили ли вы с силовиками о том, что делать с подобными случаями?
— В нашем московском представительстве по моей инициативе прошла встреча. Была наша землячка Аюна и командир бойца из казачьего общества. Мы вместе за одним столом посидели, поговорили. Поняли, что кто-то перегнул. Были принесены извинения. Пришли к общему пониманию. Конечно, Российская Федерация многонациональная, всем надо это учитывать. С другой стороны, я тоже понимаю, почему так происходит. Все достаточно напряженные, пытаются как-то решить накопившиеся проблемы. Поэтому важна сдержанность и взаимоуважение. И я рекомендовал своим землякам все-таки носить паспорт с собой. Внешне мы отличаемся, это объективный фактор. Отнестись с пониманием и спокойно показать документы.
— А в республике видите какое-то националистическое напряжение?
— Этого нет вообще. У нас республика очень дружная, многонациональная, многоконфессиональная. У нас все вместе празднуют и Пасху, и Новейший год по лунному календарю — Сагаалган. Мы в этом плане единый такой российский народ. Все сохраняют свои традиции. У нас и бурятские традиции сохраняются, и русские, семейские — это староверы наши.
— Промышленное производство в Бурятии за первое полугодие росло более высокими темпами, чем в среднем по РФ, — 3,4 против 1,4%. Но рост обеспечил добывающий сектор. Между тем обработка просела более чем на 10%. Вас это тревожит?
— В промпроизводстве рост произошел в первую очередь за счет добычи полезных ископаемых. Увеличилась отгрузка угля по сравнению с первым полугодием прошлого года. Начал промышленную эксплуатацию Озерный ГОК, там цинковый концентрат пошел. Обрабатывающее производство надо смотреть по итогам года. Основной лидер авиазавод, а у него продукция неравномерно выпускается. Они могут делать весь год, а под конец года выпустить все вертолеты. На Селенгинском ЦКК чуть-чуть снизилось производство.
— По угольным компаниям какая ситуация?
— Что касается экономической составляющей, крайне тяжелая ситуация. С учетом падения цен на уголь, роста составляющей себестоимости, у нас сильно упали доходы бюджета. Снизился налог на прибыль у предприятий. В тоннах отгруженной продукции — нормально, в рублях — ситуация сложная.
— Бурятия — дотационный регион. Более половины доходов приходится на трансферт федерального бюджета. Когда эта пропорция может уменьшиться?
— Мы занимаемся этим. У нас коэффициент бюджетной обеспеченности до выравнивания — 0,48. После помощи Минфина получается 0,67, хотя в среднем по РФ близко к единице. Территория большая, по площади — как Германия, 350 тыс. кв. км. И низкая плотность населения. Достаточно суровые природные условия. Себестоимость жизни высокая.
Мы на ЖКХ очень много тратим: достаточно высокие тарифы для населения по отоплению. Поэтому много дотируем, 1,6 млрд в год уходит на субсидии по оплате ЖКХ для населения. Социальные обязательства высокие все — по образованию, здравоохранению и так далее. Ситуацию кардинально могут изменить новейшие точки экономического роста в промышленном производстве и добыче полезных ископаемых.
Сельское хозяйство — это больше занятость населения, бюджетных доходов практически нет. С туризма пока налогов меньше, чем мы вкладываемся туда. Хотя по итогам прошлого года порядка 5 млрд — это объем реализованных товаров и услуг в сфере туризма. Но все они ушли в оплату за проживание, за питание, сервис. То есть деньги от туризма перешли в доходы населения, которое и работает в туризме. И пусть они будут и растут. Но доходная часть бюджета — это в первую очередь промышленность и добыча полезных ископаемых.
— Идут ли в регион китайские инвестиции? Сколько их?
— Более активны российские инвесторы, их абсолютное большинство. Да, и китайские инвестиции заходят. Один из ярких примеров — проект компании «Альянс плюс» в Улан-Удэ. Учредители — граждане КНР, общий объем инвестиций — 888 млн руб. Завод по переработке рапса уже работает. В прошлом году вложено 270 млн, создано 20 рабочих мест. Первая очередь мощностью 120 т сырья в сутки запущена, и продукция идет на экспорт в Китай. Только за первое полугодие 2025 года туда отправлено более 6,5 тыс. т масла и 11 тыс. т жмыха. Хороший пример, когда китайские партнеры не просто вкладывают деньги, но и создают рынок сбыта для бурятской продукции.
— В Бурятии построили крупный ЦОД. Майнинг может стать драйвером роста?
— Нет, у нас майнинга практически нет. Центр не работал ни одной минуты.
— Вы говорили, что готовы провести эксперимент с введением правил майнинга. Получили поддержку?
— Проблема в том, что у нас в регионе дефицит электроэнергии, он сложился в целом по макрорегиону — Иркутская область, Бурятия, Забайкальский край.
Нам важнее построить завод, очистные сооружения и дать для них электроэнергию, чем для майнинга. Но при этом майнинг как таковой тоже имеет свои плюсы. У нас высокий сетевой тариф. Чем выше будет потребление электроэнергии, тем больше прокачка по проводам, соответственно, ниже удельная стоимость в тарифе сетевой составляющей.
Второй компонент — электростанции, у которых потребление волнами. Ночью они начинают гаситься. Если майнинг ночью работает и дает нагрузку, станции не гасятся, у них дополнительная выручка. Так что здесь вопрос баланса на рынке. Когда дефицит для других потребителей, конечно, майнинг становится вторичным. Но когда есть свободные мощности, майнинг пусть работает. Нужно юридически это отрегулировать, предусмотреть нормативно, что системный оператор имеет право у майнингового центра снижать объем подачи мощности, не спрашивая его.
— Центр обработки данных заработает?
— Пока не знаю. Сейчас пока он стоит. Идет дискуссия на уровне правительства, Минэнерго.
Алексей Цыденов родился 16 марта 1976 года в Петровске-Забайкальском Читинской области (сейчас Забайкальский край).
Женат, воспитывает четверых детей.