
К 190-летию основателя Московской консерватории мы попытались собрать хотя бы небольшую часть великих дел Николая Григорьевича для отечественной музыкальной (и не только) культуры и вспомнили, какие отношения связывали Рубинштейна и Чайковского, что общего у юбиляра со Станиславским и как на самом деле создавалось музыкальное образование в России.
«Разве не Чайковский?»
Ни разу еще визит в Большой зал Московской консерватории не обошелся без того, чтобы кто-то из зрителей не обратил внимание на медальон над сценой. Все рассматривают портреты великих композиторов, расположенные по периметру — Глинка, Бах, Моцарт, Даргомыжский… А потом вдруг обнаруживают, что в галерее великих музыкальных мастеров есть еще один портрет, почему-то отличающийся от других и оттого менее заметный, при том, что расположен он на самом видном месте. Это барельеф Николая Рубинштейна. У публики, далекой от истории русской музыки (что простительно), это имя вызывает вопрос: кто таков? Поясняем: отец-основатель Московской консерватории. В ответ обычно звучит удивленно-возмущенное: «Как?! А разве не Чайковский?»
Удивительно, ведь когда-то даже не было необходимости уточнять фамилию Николая Григорьевича — все в Москве сразу и так понимали, о ком идет речь. Ему еще не было 30 лет, когда он уже сделал себе громкое имя в Первопрестольной. А когда Рубинштейн ушел из жизни, то на кладбище Даниловского монастыря установили доску с надписью: «Москва – Николаю Григорьевичу Рубинштейну». Его оплакивал весь город.
К концу 1850-х годов необходимость профессионального музыкального образования в России была очевидна. Все, чьи имена мы прекрасно знаем сейчас, не имели «вышки» по специальности— Глинка, Римский-Корсаков, Мусоргский, Бородин и другие «кучкисты» (члены «Могучей кучки»). Многие приобретали знания, занимаясь с талантливыми педагогами, но учебного заведения, где готовили бы профессиональных музыкантов, в России тогда не было. Этот пробел и закрыли Рубинштейны. В 1859 году Антон Григорьевич создает РМО — Русское музыкальное общество. Оно существовало на дотации от государства и членские взносы. Отделения РМО быстро распространялись по стране — оказалось крайне востребованным. Чуть позднее общество переименовали в Императорское. ИРМО существовало вплоть до 1917 года.
Параллельно в 1862 году РМО учредило Петербургскую консерваторию, руководство которой взял на себя Антон Рубинштейн. А в 1866 году консерватория открылась в Москве, и возглавил ее Николай Григорьевич. К тому времени уже «созрели» первые выпускники Петербургской консерватории, среди которых — Петр Чайковский. Его и ряд других талантливых и уже профессиональных музыкантов пригласили преподавать музыку в Москве.
Так что Петр Ильич — да, имеет отношение к Московской консерватории, самое прямое. Но отцом профессионального музыкального образования в Москве является Николай Рубинштейн. И медальон с его портретом прямо над сценой в Большом зале висит прямо в центре вполне заслуженно — он все еще наблюдает за студентами и благословляет их на счастливую музыкальную жизнь…
«Профессорская физиономия»
Итак, зимой 1866 года Петр Ильич приезжает в Москву по приглашению Николая Рубинштейна. Ему 25, он только покинул студенческую скамью (вторую по счету, первое образование у композитора, как и у Николая Рубинштейна, юридическое). Нужда будущего гения была очевидна — даже шуба, и та была с чужого плеча. Ее композитору выдал его друг, поэт Алексей Апухтин, зная, что в Москве холода. Молодой, растерянный, робкий, в чужой одежде — такого Чайковского на вокзале в Москве встретил Николай Григорьевич. И жить Петру Ильичу пришлось тоже у старшего коллеги.
Чайковский был назначен профессором теоретических дисциплин — композиция, гармония, инструментовка… То, что композитор не полюбил педагогическую деятельность, известно — она мешала ему сочинять, забирая львиную долю времени. Но относился он к педагогике со всей серьезностью, в письме сестре Давыдовой писал: «…к великому удивлению занятия идут чрезвычайно успешно, робость бесследно исчезла и он начинает мало-помалу принимать «профессорскую физиономию».
Работать и правда приходилось много, нагрузка была невероятной — 27 часов при стандартной ставке в московских вузах того времени 18. Но и жалованье было приличным. Согласно «Книге о о выплате жалования дирекции и профессорам Московской консерватории» в 1866 году будущая музыкальная звезда имел оклад в размере 116 рублей 66 копеек. В те годы за 100 рублей можно было приобрести себе небольшой домик. В общем, повезло Чайковскому с начальником — и кров дал, и работу, и был ему настоящим другом.
У Рубинштейна Чайковский жил несколько лет, отношения были разными — не сказать, что все было гладко, хотя внешне все выглядело благополучно. Но тем не менее, в одном из своих писем брату Анатолию, Чайковский написал: «Недавно я увидел во сне, что он, Рубинштейн, умер и что я был от этого в глубоком отчаянии. Я не могу думать о нем без сжимания сердца и без самого положительного ощущения любви» (декабрь, 1878 год).
Стал бы Чайковский тем, каким мы его знаем сейчас? Была бы у консерватории знаменитая «фермата» — памятник Чайковскому (так скульптуру называют в народе из-за сходства с музыкальным обозначением)? Был бы Чайковский «нашим музыкальным всем», если бы не Рубинштейн?
Не «художник», но «артист»
Почему же так случилось, что имя Николая Григорьевича осталось в тени и мы сейчас его почти не вспоминаем? Увы, многие исполнители, которым не довелось дожить до широкого распространения звукозаписывающей аппаратуры, обречены на постепенное угасание своей звезды во времени. Поэтому о том, каким исполнителем был Рубинштейн, нам остается судить только по воспоминаниям современников. Право первым исполнять свои произведения Николаю Григорьевичу отдавал Чайковский, что говорит о многом. Всеми премьерами симфонических произведений композитора дирижировал Рубинштейн (до 1881 года, когда он ушел из жизни), равно как и многими другими сочинениями. Блестящий пианист, он первый в России сыграл фантазии Шопена, Шумана, Фортепианный концерт №2 Листа… Но один концерт стал причиной серьезного конфликта двух Гениев — Чайковского и Рубинштейна.
Свой знаменитейший Концерт для фортепиано с оркестром №1 Петр Ильич писал под виртуозный пианизм Рубинштейна. Эту музыку сегодня знают все и в России, и за рубежом — она быстро обрела мировую славу. Может, не все знают, что это Чайковский, но сама тема безусловный хит. Оттого и сложно представить, что Рубинштейн от сочинения был далеко не в восторге. На бедного Чайковского, который изо всех сил выдумывал сложные пассажи, обрушилась критика от друга. Концерт он назвал «неисполняемым», ряд фрагментов «украденным» и в целом все это сыграть попросту невозможно. Но, несмотря на обиду, нечаянно нанесенную ему ближайшим человеком, Петр Ильич не изменил в Концерте ни ноты. И, пожалуй, был прав.
Виртуозный, одаренный пианист, гениальный симфонический и оперный дирижер (об операх отдельно!) — все это о Рубинштейне. К тому же, он был и талантливым педагогом, что удивительно, ведь считается, что если ты не состоялся как исполнитель, то вполне преуспеешь на педагогическом поприще. Николай Григорьевич был одинаково талантлив во всем. Среди его выдающихся учеников был композитор Сергей Танеев (которому, кстати, Чайковский в итоге доверил московскую премьеру фортепианного концерта №1), пианист и дирижер Александр Зилоти и многие другие гениальные исполнители своего времени.
Была и еще она стезя, в которой Рубинштейн преуспел — камерные ансамбли. Но его ближайший друг Петр Ильич этот жанр не любил. Впервые он обратился к нему после смерти Рубинштейна, который ушел из жизни внезапно и рано — от туберкулеза в 45 лет. Первым ансамблем Чайковского стало Трио, которое по традиции именуют «Памяти великого художника». Но сам Чайковский написал иначе: “A la Memoire De Un Grand Artiste” — «великого артиста». И здесь следует толковать слово «артист» широко — и мастер, и человек, и его образ жизни, и его мысли… Так точнее.
Объяснить причины, почему именно ансамбль, Трио, было написано в памяти об ушедшем друге, сложно. Но если обратиться к самой музыке, то любому, даже неподготовленному уху, будет слышна совершенно особенная, богатая партия фортепиано — в стиле пианизма Рубинштейна, который при жизни легко превращал рояль в оркестр. Особенно любопытно вспомнить написанные сравнительно недавно «Времена года» и «Детский альбом» — там рояль звучит скромнее… Поразительный контраст заметит любой слушатель.
Консерваторский Онегин
В марте 1881 года Николай Рубинштейн уходит из жизни — внезапно, быстро и так рано… Музыканта убивает туберкулез. За горячо любимым братом в Париж, где скончался Николай, поехал Антон Григорьевич, а деньги на перевозку и погребение выделил городской совет Москвы. Распорядителем на похоронах был 18-летний Костя Алексеев — будущий Станиславский. Впрочем, не только это связывало двух гениев, музыкального и театрального.
Студенческую молодежь Рубинштейн предсказуемо обожал. Стал бы он иначе руководить консерваторией? Горячо поддерживал все начинания и продолжания юных подопечных и с особой любовью занимался студенческим музыкальным театром. Самая знаменитая из постановок — «Евгений Онегин», конечно же, Чайковского.
Композитор, наделивший свое новаторское сочинение тончайшим психологизмом, хотел видеть и слышать неподдельную искренность в исполнении оперы артистами. Таковой обладают молодые певцы. Это понимал и Рубинштейн, который, работая над постановкой оперы вместе с консерваторцами, тоже стал реформатором — добиваясь на сцене правды, он наметил те пути, которыми в дальнейшем пойдет Константин Станиславский. Правда, ни тот, ни другой об этом тогда и не догадывались. Большое видится на расстоянии.
Да, премьера оперы, которую мы привыкли видеть на лучших мировых сценах, состоялась на небольшой сцене в Консерватории силами студентов. И сам Чайковский был тверд в своем намерении отдать право премьерного исполнения именно молодым музыкантам: «Я не отдам Онегина ни за какие блага ни петербургской, ни московской дирекции, и если ей не суждено идти в Консерватории, то она не пойдет нигде». Дирижировал ею кончено же Николай Григорьевич.