«Человек поступка, который рвет шаблон»: Марина Зудина рассказала каким был Олег Табаков

— Когда я училась в 8-м классе, вышел журнал «Советский экран» с Олегом Павловичем на обложке. И там было его интервью, где он рассказывал про свою студию во Дворце пионеров на Стопани. И вот все у меня началось с этого момента: когда я про студию прочитала, случился переворот в сознании, и я пошла в этот Дворец пионеров, хотя Табаков там уже не вел занятий, он набирал курс в ГИТИС. Тем не менее я поступила в театральную студию к Екатерине Павловне Перельман, которая восторженно говорила об Олеге Павловиче.

После Дворца пионеров я рискнула поступать к нему в ГИТИС, но шансов у меня особенно не было, потому что, во-первых, опоздала, конкурс в ГИТИС уже прошел, и, во-вторых, у нас не было документов: а школьников без аттестатов, жаждущих учиться только у Табакова, собралось человек 30. Но мы все равно хотели, чтобы нас послушали.

И тогда я сочинила молитву: «Господи, дай мне, пожалуйста, этот шанс!» Она была как крик души, который никто, кроме меня, не слышал. Даже попросила: «Пожалуйста, Господи, дай мне какой-нибудь знак, что ты слышишь меня». И вот от «Пушкинской» я на троллейбусе ехала на улицу Щусева, молилась. По дороге туда попался счастливый билетик — по номеру. И на обратном пути, надо же, тоже счастливый! «Вот он, знак!» — подумала я тогда, но это было как во сне. Мне в тот период часто снились сны, точно реальные. Я просыпалась и думала: «Боже мой, как жалко, что это сон. Прям до слез».

— Тебя слушал сам Олег Павлович?

— Меня слушали Авангард Николаевич Леонтьев, Олег Павлович и педагог по речи Сюзанна Павловна Серова — в нее во время учебы в Школе-студии МХАТ Олег Палыч был влюблен. У нас потом с ней очень хорошие отношения были. В общем, мы стоим, ждем. Выходит Табаков. «Ну, кто еще?» — спрашивает. И в какой-то комнате нас стали слушать.

Помню, что, когда очередь дошла до меня, я сама себе подпевала, потому что не было аккомпаниатора. Я из «Трех сестер» читала и басню «Разборчивая невеста» Маршака. И потом всех, кого не отсеяли, сразу на конкурс отправили, и мы уже перед комиссией читали. На собеседовании мне поставили «5» за мастерство, после чего мне надо было сдавать только один экзамен.

В редакции «МК».

Фото: Геннадий Черкасов

— Наверняка тебе уже задавали этот вопрос. Вот ты стоишь, читаешь монолог Ирины из «Трех сестер», басню. А на тебя смотрят Авангард Леонтьев, Олег Павлович. Интуиция подала тебе знак, что ты и Табаков будете вместе?

— У меня мыслей вообще никаких не было. Я просто понимала, что все, что он хотел делать со своей студией, это то, о чем я всегда мечтала. И понимала, что это мой последний шанс. Поэтому энергия, которая шла от меня на прослушивании и конкурсе, была просто сумасшедшей. А Олег Павлович как раз из тех педагогов, которые именно по такому энергетическому импульсу и отбирали учеников. И поэтому к нему Дуся Германова поступила, и, когда Евгений Миронов приехал из Саратова, тоже стоял у служебного входа «Современника», Александр Мохов и другие. Он часто принимал тех, кто в традиционной ситуации мог бы и не поступить. Шел вразрез, отталкиваясь только от себя, поэтому мы все смотрели на него влюбленными глазами, как на Учителя с большой буквы, к которому почему-то было абсолютное доверие.

— И ни разу он такого абсолютного доверия не обманул? Чего ты, да и весь ваш набор, не ожидали от Учителя?

— Не обманул. С ним могли спорить, не соглашаться, но он позволял нам, во-первых, иметь свою точку зрения, а во-вторых, вообще любил людей. Видел их — это главное. В нем были целеустремленность, азарт, вкус к жизни во всех ее проявлениях, чувство юмора — но это все общие слова. А он был примером человека поступка, который рвет шаблон. Поступок был уже в том, что после прослушивания молодых людей без документов он отправил на конкурс — ни в одном театральном училище такого быть не могло. Он сам устанавливал правила, во многом опережал время, в котором жил. То есть раздвигал границы твоих возможностей и границы вообще.

— Как он раздвинул профессиональные возможности Марины Зудиной?

— Я всегда думала, что я лирическая, романтическая, пусть не совсем, но все-таки голубая героиня. А он в какой-то момент понял, что я могу играть характерные роли. И в этом мое развитие, собственно, и было. Моя театральная карьера стала развиваться, а не закончилась на моменте переходного возраста, когда ты перестаешь играть таких голубых героинь, а дальше… может быть тишина. А кинокарьера вообще началась без его участия.

Он, например, говорил: «В тебе очень много земного», имея в виду, что при моей субтильности, мечтательности во мне тем не менее много жизненной силы, чувств. Что я твердо стою на ногах, в том, что касается моих близких, моих принципов, защиты интересов людей, которые рядом. Я становлюсь таким… не знаю, бульдозером, что ли. В этом мы тоже, наверное, с ним похожи. Просто это нетипично для меня в профессии, я лишена типичных актерских качеств, проявлений. Жизнь во всем объеме для меня, как и для него, значила очень много. Если бы я была только актрисой, мы бы не были так долго вместе.

Муж и жена — одна…

Фото: Из личного архива

— И все-таки скажи, в какой момент учитель вдруг — на тебе — уже и не учитель, а вы будете вместе 10 лет, а потом — брак, дети…

— Я вообще об этом тогда не думала. Ну как? Вокруг полно же ровесников — а я всегда влюбчивая была. Не знаю, может, это что-то кармическое. Короче, после первого курса я поехала отдыхать. Лежала на пляже: жарко, и солнце такое яркое, что круги темные перед глазами. И у меня вдруг осознание: «У нас будет роман». Ну и все.

— Сама-то таких мыслей не испугалась?

— Нет, просто подумала: «Как-то странно, к чему бы это?» Потом вообще отбросила эти мысли, но влюбленность в него была. Причем у всех. А потом, когда вернулась в Москву, это снова пришло — как озарение. Тогда подумала: «Как Татьяна, признаюсь в любви» — был такой порыв. И, видимо, все обоюдно как-то так совпало. Но я, честно, не думала о браке вообще.

— В этот момент ты в кино сыграла главную героиню в фильме «Валентин и Валентина». Роман не помешал кинокарьере?

— Да, я уже влюблена была и играла абсолютно про себя. Сейчас думаю, что, если бы я тогда больше голову включала, нашла бы больше каких-то поворотов, что-то сделала бы интереснее. Но чувства меня захлестывали! Поэтому в картине виден перебор и в чувствах, и с точки зрения профессии. Кстати, мне Олег Павлович потом рассказывал, что Татьяна Васильевна Доронина, с которой я встретилась в фильме, очень хорошо обо мне говорила. А уж она строга была…

— Задам вопрос, в котором ни в коем случае нет желания обидеть тебя. Не смущало, что Олег Павлович вообще-то был женат и у него семья, а ты можешь нарушить миропорядок в ней?

— Не то чтобы не смущало… Но есть какие-то вещи, когда ты перестаешь владеть собой. Уже спустя 10 лет наших отношений я даже думала: «Хорошо бы мне влюбиться так сильно, чтобы перебить чувства к нему и наконец нормально начать жить». Какое-то терпение у меня было, и не то чтобы терпение, а в тот момент, видимо, не было у меня потребности создать семью — оно очень поздно пришло. Но когда оно стало приходить… К тому времени и в жизни Олега Павловича что-то стало меняться, какая-то бытовая причина появилась, но мы это никогда не обсуждали. И никогда я не обсуждала с ним тот момент, когда он решил расстаться с женой. Но вот вдруг вся ситуация как-то покатилась, покатилась…

— Есть прекрасные фильмы на эту тему — «Зимняя вишня», например: там женщина и мужчина влюбляются, начинается роман «снос башки». А потом приходит реальность: от тебя он уходит в другой дом, к другой женщине.

— Все-таки нас во многом связывала работа, общее дело — мы театр строили. И я уже стала понимать, что да, мне хочется иметь что-то более стабильное, но опять же, с Олегом Павловичем это не обсуждалось. Он всегда говорил мне: «Устраивай свою жизнь», и я всегда знала, что если бы в кого-то сильно влюбилась, он бы ко мне продолжал так же хорошо относиться, и ни на чем бы это не отражалось — на сто процентов.

«Тартюф».

Фото: Из личного архива

— Ты хочешь сказать, что допускала мысль о семье с другим человеком?

— Я же не думала создавать с ним семью, особенно когда у нас начался роман. Для меня это была невероятная разница в возрасте — 30 лет. Такое сейчас сплошь и рядом — 40 лет, но в то время это не было так распространено. Еще Советский Союз был, еще парткомы повсюду работали.

— А что твоя мама сказала?

— Моя мама никогда не вмешивались в мою личную жизнь. В 27 лет сказала ей, что Олег Павлович уходит из семьи и еще что-то про возраст. Мама отреагировала так: «Но ты сама не такая уж и молодая». Если бы родители акцентировали тему моей личной жизни, то могли что-то разрушить. Думаю, что это судьба.

— Все прописано на небесах. Но роман — это роман, учитель — это учитель, а Олег Палыч еще и твой партнер, что означало только одно — на сцене рядом с ним мало кого видно.

— Да все уже смирились с этим. Он выходил на сцену и выносил с собой нечто такое, что вызывало восхищение. Я помню его сольный номер, где он в «Амадее» просто разваливался в кресле. Вокруг могли порхать Ветерки (персонажи пьесы), которые постоянно менялись, а он просто валялся. И вот это валяние и его дуракаваляние такую энергию посылало в зал, что весь его и накрывало. Вот как это объяснить?

Потом, ты знаешь, он же человек был очень ироничный, веселый — мы совпали в этом, всегда много смеялись. Еще, наверное, совпали в том, что никогда не обсуждали коллег, чему мои дети свидетели: у нас в доме никогда не было кулуарных разговоров. Если и был какой-то негатив, могли перекинуться лишь парой слов. У меня порой было ощущение, что мы мыслим одинаково. Да, я могла спорить, но в глобальных оценках у нас не было разногласий, и в принятии важных решений его всегда поддерживала. Потом, я не умею манипулировать людьми, это мне несвойственно. Тут мы тоже совпали, к тому же им невозможно было манипулировать, да и сам он этим никогда не занимался.

— В семейной жизни он был таким же легким, как на сцене? Ведь бывает легкость на сцене, а в быту — тяжесть-тяжесть.

— С ним было радостно. Единственное, если какие-то проблемы возникали, он тогда замыкался, потому что был не из тех людей, которые делятся, жалуются.

— Но это тяжело — держать в себе боль, проблему. Нужны и чье-то плечо, и глаза понимающие.

— Мне самой хотелось, чтобы он поделился, рассказал, но он внутри себя все проживал. Я видела, что какие-то вещи вызывают у него негативные эмоции, но он переживал и… шел дальше — это его характер. В последние годы жизни он как-то однажды сказал мне: «Все равно каждый человек одинок». Я подумала: «Ну как же одинок, если мы вместе?» А потом поняла, что есть вещи, которыми мы никогда не поделимся даже с самым близким человеком, которые каждый сам проживает, и никто ему это прожить не поможет. Наверное, я это осознала, когда он ушел из жизни. Поняла, что должна сама пройти какой-то путь. Точно так же, как и мои дети.

Мне сейчас очень не хватает людей рядом, в окружении, которые обладали бы теми качествами, которые были в нем. Какой-то жизнерадостности, энергии, способности не закапываться в проблемы, решать их и двигаться дальше. Сейчас я прихожу в один его театр, в другой, и все вспоминают, как он одной улыбкой мог поддержать. Это вообще великое поколение — шестидесятники.

— Его окружение тебя сразу приняло?

— У нас были хорошие отношения. Я никогда не доминировала. Олег Палыч был центром, и, когда мы с кем-то встречались, мне комфортно было так: он, как солнышко, освещал все, а я — рядом. У меня никогда не было безумных женских амбиций, были актерские, но в разумных пределах. То есть для меня ощущение любви, заботы, дети имели огромное значение. И если бы стоял выбор, я бы выбрала просто быть женой, любящей женщиной, матерью, чем стать в профессии первой и играть каждый день большие роли.

Я никогда не была содержанкой, как мои героини в сериалах. Зарабатываю с 19 лет, много лет обеспечивала родителей: купила им квартиру, забочусь о них. Другое дело, что, когда был рядом Олег Павлович, я ощущала себя женщиной, о которой заботятся, которую любят.

— А ты ревновала его? Он же обречен на любовь.

— Конечно, особенно когда не были в браке, периодически у меня что-то подобное возникало, но я знала, что этот человек меня любит, и это какая-то абсолютная любовь. Мало того, я была уверена, что, если бы мы расстались, ничего бы не изменилось в наших отношениях. Мы же обвенчались с ним спустя 17 лет.

— Извини, почему возникла необходимость венчания?

— Потому что мы и Павла крестили, сами были крещеные, Маша в церковном браке родилась. Для меня было важно, чтобы это была высшая связь, через которую души наши уже связаны, и, что бы ни случилось, я всегда буду рядом с этим человеком.

— При жизни Олега Павловича ты много играла в театре. Сейчас меньше. Почему?

— Это еще и возраст — он тоже диктует. Сейчас я не могла бы играть столько, сколько играла тогда. Есть определенные возрастные категории, и это абсолютно не связано с тем, что как бы Олега Палыча нет рядом. Зато я много играю в независимых проектах, которые часто носят коммерческий характер. Такие проекты никогда бы не обратились к актрисе, которая не востребована.

Олег Табаков с женой и сыном Павлом.

Фото: Из личного архива

— Думала ли ты когда-нибудь, что отношение к тебе во многом, если не на все сто, определялось его присутствием рядом? Твой успех, твои роли, отношение к тебе людей вне театра. А если бы его не было в твоей жизни и в профессии, наверное, все было бы иначе…

— Я это осознавала, наверное, как данность, которую принимаешь, и все. Да, быть женой короля… Теперь это не только утрата Олега Павловича как любимого близкого человека: проблема в том, что очень многое поменялось, и среда, в которой я с ним была, тоже поменялась. Хотя моя кинокарьера началась без его участия.

А к твоему вопросу, что изменилось, я тебе так скажу: всегда думала, что люди, для которых Олег Павлович очень много делал, все-таки будут немного внимательнее ко мне и к его сыну. Мягко так скажу.

— Это огорчает. Надеюсь, не все так себя повели?

— Не все. Сергей Безруков звонил, приглашал нас с Машей, даже звал ее в жюри своего Большого детского фестиваля. Понимаю, что, если вдруг позвоню ему, он сразу ответит. Ну и Рената Литвинова… Когда Олег Павлович ушел, она предложила Павлу работу. Другое дело, что другие люди, другие его ученики — нет.

Объясню: например, когда Евгений Миронов болел и у него какая-то проблема была, то Олег Павлович сразу придумал для него спектакль «Прищучил», чтобы вывести его из состояния болезни, чтобы он мог прорваться, отвлечься. И наступил период, когда я и Павел очень в этом нуждались, а получилось, что предложений конкретных от людей, которые могли бы это сделать и для которых Олег Павлович очень много делал, не последовало.

Понимаешь, просить я не люблю, Павел тоже. Мы это уже пережили. У Павла тогда благо много съемок было, но ему важно было быть в театре, потому что театр для Олега Павловича очень много значил. И это был тот период, когда ему надо было играть для того, чтобы просто наработать опыт, как спортсменам — мышцы. Но в этот самый момент он фактически был лишен всего. В том числе спектаклей, которые были во МХАТе, потому что в паре спектаклей он играл с Олегом Павловичем.

А ведь у него был совсем юный возраст — 22 года, надо было в это время играть и играть.

— Ты была готова к такому повороту событий?

— Совсем нет. То есть я удивлена была. Вот Олег Павлович видел людей, думал о них, умел это делать. Ему важно было, чтобы кто-то протянул руку, но… Меня это в меньшей степени коснулось, чем сына. Я это не к тому говорю, что люди стали хуже относиться, они просто не подумали. А кто-то, наверное, сознательно так поступил — Олега Павловича всегда ревновали.

У меня был такой случай: ученики, именно мужчины, что-то там наговорили Олегу Павловичу про меня. Для меня это было удивительно, но тогда подумала, что они его так любили, что хотели быть ближе к нему, поэтому там нет места мне и Павлу. У меня нет обид ни на кого, но согласись, так не должно быть.

— Согласна абсолютно.

— Я для себя в тот момент просто поняла, что это мой человеческий опыт и что я относилась ко многим лучше, чем они ко мне. Знаешь, лучше ошибиться в эту сторону, чем не любить и никому не доверять.

Поэтому я рада, что Павел выпустил спектакль на площадке «Театр «Внутри». Когда у меня Маруся заканчивала школу, я вдруг поняла: чтобы идти в нашу профессию, надо, чтобы рядом оказался Учитель. Мне в жизни очень повезло, ученикам Фоменко — тоже. Я все время думаю, как же можно было прийти во МХАТ худруком и сразу отказаться от филиала на Андропова? Там же абсолютно параметры мхатовские. Олег Палыч на это столько сил положил! А теперь, когда МХАТ уйдет на реконструкцию, где будут играть спектакли или репетировать? Для меня это личная боль. Я не хочу обсуждать руководство Сергея Женовача, хотя знаю, что он очень хотел, чтобы Павла не было в труппе.

Так вот по поводу Маши. В ней нет, как и во мне не было, определенной наглости. Она тонкий, думающий человек, хорошо пишет, рисует. На английском очень хорошо пишет замечательные зрелые стихи. Она творческий человек, но как-то сказала: «Папа в свое время говорил, что профессия актера предполагает выход за рамки комфорта». А у нее, видимо, много лет от того, что рядом папы не было, теперь возникло желание защиты, чтобы к гармонии прийти, которая была при нем.

Поэтому я понимала: в какой бы ситуации я ни оказалась, для нее будет очень тяжело выживать в этой профессии. Я положительно отношусь к тому, что она приняла решение не идти в эту сторону. Она в Плехановском сейчас учится, поступила на бюджет, олимпиаду по английскому выиграла.

Я очень люблю своих детей. Люблю тактильно, каждый день думаю о них. Я поняла, что они часть любви и часть Олега Павловича, вижу продолжение его в них. Раньше я понимала это головой, но сейчас абсолютно чувственно.