
Родился он в 1930 году, пережил Великую депрессию, на его годы пришлись Вторая мировая война, а также войны в Корее и во Вьетнаме. Иствуд служил в армии, чистил бассейны и ждал своего шанса. Позднее он даже мэром успел побыть. Отец Клинта не слишком поддерживал увлечения сына. Как и вся семья, он был занят выживанием. Сам Клинт вспоминает, что в 30-е годы, во времена Великой депрессии, отец постоянно искал работу, и они часто переезжали. Новое окружение, новая среда — и постоянная необходимость доказывать, что тебе позволено быть собой под холодным солнцем. Это закалило характер Клинта.
Работая в бассейне и слушая байки актеров, Иствуд отправился на драматические курсы, но главные уроки он впитал от тех, с кем работал. Серджо Леоне, Дон Сигел — почерк этих режиссеров чувствуется в работах самого Клинта. Он занял свою нишу в кинематографе, при этом не обладая особыми актерскими талантами. Однако из того, что он освоил, Иствуд выжал абсолютный максимум: никто лучше него не умел хмурить брови, выхватывать револьвер и передвигаться, точно демон, несущий возмездие.
Сначала в карьере Иствуда был сериал «Сыромятная плеть» — и первый успех, далее он начал сниматься у Серджо Леоне в спагетти-вестернах. Первым из них стал «За пригоршню долларов» с как раз-таки Клинтом Иствудом. Многие картины этого жанра воспринимались в те времена не всерьез, однако со временем прописались в истории массовой культуры. Иствуд же стал идеальным воплощением ковбоя, выхватывающего пушку, чтобы наказать врага, пристрелив его пулей и убийственным взглядом. В героях Клинта есть особый магнетизм, позволивший критикам говорить, что высоченный ковбой (1 метр 93 см) потеснил на олимпе вестернов легендарного Джона Уэйна.
Но что в основе этого магнетизма? Сдержанность. Очень мужская, очень решительная. Это не маскулинный альфа-самец, привлекающий женщин и подавляющий мужчин, — герой Иствуда выше банального мачизма. Он максимально сконцентрирован внутри, он пружина, готовая вмиг распрямиться, чтобы вершить судьбы. Это есть в «долларовой трилогии», это есть и в его более поздней работе «Грязный Гарри». Там Клинт сыграл культового детектива Гарри Каллахана, циничного и беспощадного, заявляющего преступнику, что его «Магнум» — самая мощная в мире пушка.
Роли в лентах Леоне и Сигела принесли Клинту Иствуду не только славу, но и умения. Он учился у них, чтобы позже самому занять режиссерское кресло. Говорят, что произошло это прямо во время съемочного процесса одной из картин. Вообще Иствуд — человек, который учится постоянно, осмысливает происходящее, отчасти подстраивается под обстоятельства, но в то же время, как бы банально ни прозвучало, остается собой. Даже если разбивает, деконструирует образ, который сам же и создал. Это позволяет ему возвыситься, лучше понимать суть человеческих отношений.
Ковбой в пончо, с сигарой во рту и револьвером в руках — образ, созданный Иствудом, — столь же легендарная часть массовой культуры, как, например, и Дарт Вейдер из «Звездных войн». Однако сам Клинт простился с ним в ленте «Непрощенный» 1992 года. Там герой-одиночка больше не самоуверен — он сломан, полон рефлексии и сожалений о том, что вынужден убивать. Мачо тоже плачут, да еще как! Несчастный мучается от насилия, которое стало и его работой, и средой обитания, а в конечном счете и сущностью. Тот же слом есть и в картине «Малышка на миллион». И это уже совсем другой Клинт Иствуд — как режиссер, исследующий надлом и травму человека, его столкновение с внешней средой, с обстоятельствами.
Достоевский создавал многие свои произведения, и прежде всего статьи в «Дневнике писателя», оттолкнувшись от новостей и заметок в газетах. Иствуд в своих главных киноработах делает, в общем, то же самое. Его фильмы рождаются из газетных публикаций и вырастают в эпическую историю борьбы со злом снаружи и внутри человека. Так происходит с картинами «Чудо на Гудзоне» и «Дело Ричарда Джуэлла», где в центре сюжета — несправедливое обвинение.
Так случается с лентой «Наркокурьер», где Иствуд играет пенсионера, перевозящего наркотики через границу — сначала из-за ошибки, а после ради денег. И все же он находит силы для покаяния. При этом очень трогательно ухаживает за умирающей женой. Эта нежность часто появляется в фильмах Иствуда, проступая через насилие, страх, жестокость. Пожалуй, больше всего ее в романтической ленте «Мосты округа Мэдисон» — мелодраме о любви пожилых людей.
Есть эта милосердная нежность и в блистательной работе «Гран Торино», где Иствуд играет отставного ветерана Уолта Ковальски, пытающегося ужиться с соседями-китайцами, которые напоминают ему убитых корейцев, но прежде всего он старается ужиться сам с собой, с собственными разочарованиями, потерями, страхами. Фильм построен на контрастах и противопоставлениях — западной и восточной культуры, одиночества и общества, коллективного и личного, политики и реальной жизни. И на разломах, столкновениях высекается искра настоящего. Кто-то считает этот фильм историей перевоспитания шовиниста, но это пошлое прочтение библейского посыла.
Меж тем и сам Иствуд во многом противопоставляет себя и современному Голливуду, и Америке, и глобалистскому миру в целом. Он делает это не ради дивидендов, не напоказ. Вероятно, Клинт сам по себе человек старой формации, помнящий ту, глубинную, настоящую Америку, чтящий американскую мечту и с трудом принимающий перемены. Но это не закостенелость, нет — скорее желание сохранить настоящее, то, что нельзя потерять, то, за что нужно держаться. И Клинт по-прежнему стоит на вершине, потому что держится корней — и, возможно, в этом секрет его долголетия.
Поразительно, что свои лучшие работы Иствуд создал уже после шестидесяти, а может быть, и после семидесяти лет. И это действительно авторское кино — с фирменным почерком, сделанное в характерной манере. Созданное во многом как напоминание о том, что человек должен проявлять не только упорство в борьбе за высшие ценности, но и внимание к людям.
Когда-то у Конфуция спросили: «Есть ли качество, руководствуясь которым можно прожить всю жизнь?» И мудрец ответил: «Да, это снисходительность». Так вот, в режиссерских фильмах Клинта Иствуда снисходительность удивительным образом сопряжена с принципиальностью — и это действительно убеждает. Мощнее, чем «Магнум».