Накануне 50-летия Захар Прилепин поделился планами по празднованию дня рождения

— Понятно, что еще не было назначения в патриотический театр, но идея его создания принадлежит вам. Каким он должен быть? Репертуар, авторы? Не только про войну, но и про историю?

— Вы меня ставите в ситуацию весьма двоякую. Я сейчас буду рассказывать вам про репертуар, авторов и все остальное, а потом скажут, что «Захар Прилепин не назначается в этот театр, у него много работы». Для моих злопыхателей это будет очень веселое интервью, они будут везде его таскать: «Размечтался!». Это называется «делить шкуру не убитого медведя». Патриотический театр, который возглавят какие-то люди, в сущности, будет заниматься тем же, чем когда-то занимался МХАТ имени Горького, где мы работали с Эдуардом Бояковым и нашей командой. Там, напоминаю, был целый ряд спектаклей малых форм, посвященных советским композиторам — Богословскому, Френкелю, Блантеру, Новикову, был спектакль на Большой сцене «Красный Моцарт», посвященный Дунаевскому. Еще одна постоянная тема — вечера наших поэтов — Юрия Кублановского, Марии Ватутиной, Анны Долгаревой, Анны Ревякиной. Уже тогда были «Лавр», «Лес» по Островскому, первый вариант «Женщин Есенина». Помимо этого отдельная большая донбасская программа — лектории, встречи… Так выглядел МХАТ Горького тогда.

Сейчас, с постановкой новых задач, с Союзом писателей, появятся тексты, постановки по адаптированной прозе наших современных писателей, в первую очередь связанных с войной: Дмитрий Филиппов, Валерия Троицкая, — может, что-то по антологии прозы участников СВО, которую я собирал. Из этого мы будем что-то делать. В любом случае, будет открыт ряд мастерских для ребят, которые возвращаются из зоны СВО, готовых попробовать себя в драматургии, в артистической профессии, в качестве режиссера. Такое могло бы быть, если бы это произошло. Но расписывать в деталях глупо и совершенно ни к чему. Вы меня в грех вводите, и я в него вошел…

Фото: АГН «Москва»

— Вы сейчас занимаетесь исторической темой в литературе. Продолжите эту тему в своем творчестве?

— Могу продолжить эту тематику двумя романами. Там еще бунт Разина, раскол… Много разных событий. Гипотетически, возможно, я обращусь к ним, так как уже запустил эту тему. В жанре художественного романа. А в жанре документального повествования у меня есть два-три продолжения книги об офицерах и ополченцах русской литературы, где я рассказывал о воевавших поэтах, от Державина и Катенина до Пушкина и Бестужева-Марлинского. Дальше следующая плеяда — от Лермонтова, Бенедиктова, Полежаева до Гаршина и Гумилёва. Потом еще Гражданская война, Великая Отечественная… У нас столько блистательных биографий! Но спросишь людей — они вспомнят из воевавших поэтов Лермонтова и Симонова, на этом все заканчивается. А у нас такие были офицеры, ярчайшие истории, требующие экранизации! А исторический роман я, прямо скажу, написал только потому, что меня взорвали. Если бы меня не взорвали, я бы занимался совсем другими вещами и эти два года провел бы в других местах. Но… Появилась возможность никуда не спешить, не бежать, не гастролировать…

— Считаете ли вы, что у вас два дня рождения?

— Конечно. Поздравляют люди со всех концов страны — уже сложилась такая традиция. Когда это случилось? 6 или 8 мая? Забыл — и хорошо… В общем, в этот день я получаю огромное количество поздравлений.

— Есть ли ощущение, что жизнь поделилась на до и после?

— Нет. То есть она поделилась, конечно, но в жизни много событий, которые делят ее на до и после. Злой погиб — поделилась на до и после. Захарченко погиб — поделилась на до и после. Моторола — то же самое. Отец умер… И так далее. Дети рождаются — тоже до и после. В жизни много всего. И поэтому наделишься — жизнь будет как нарезка. Все нормально, она идет и идет. И все, что дано, надо преодолевать.

— Давайте о позитивном. Все-таки круглая дата. Есть ли планы, как будете отмечать?

— Нет, я стараюсь никак вообще не праздновать. Я и так обычные свои дни рождения не отмечаю никогда. Во-первых, потому что у меня все есть. Я сумел себе заработать на исполнение всех своих желаний. Вводить людей в муку, что бы придумать такое, чего у Захара дома нет, что ему купить, это ни к чему. Я и в детстве особенно не праздновал, за 50 лет были один или два праздника… И потом понял, что это незачем. Поэтому собираю друзей, но всегда через месяц-два после, чтобы они не думали, что это мой день рождения.

— А в сам день что делаете обычно?

— Утром встаю, иду гулять с собаками. Если дома дети, то со взрослыми детьми, может быть, по бутылочке пива выпью. И этим все ограничивается. Для меня само по себе продолжение жизни — праздник.

— Накануне знаменательных дат всегда есть соблазн подвести определенные итоги. Есть ли что-то, о чем сожалеете?

— Конечно, есть то, о чем у меня болит сердце, но я никак не могу это исправить. Что сожалеть? Могу покаяться, исповедоваться, но даже время не лечит, понимаете? Поэтому ты просто несешь как зарубки на сердце, и всё. Тебе дали жизнь — живи. Надо доделать дела, дописать тексты, что-нибудь сделать с Украиной, приложить, по крайней мере, к этому усилия, потому что одному не справиться. Церковь начал строить у себя в деревне, небольшую, не свою, а для деревни, которая будет теперь селом. Вот церковь надо достроить…

— А что вас в жизни больше всего радует?

— Дети растут. Хорошо, когда дети рождаются, они продолжают род. Книгу закончил — это всегда какое-то освобождение. О книге, посвященной истории России XVII века, я мечтал с 14 лет. Не писал ее с 14 лет, как периодически говорят в Интернете, а именно мечтал, чтобы такая книга была. Потом дорос до 48 лет и понял: если хочешь, чтобы она была, напиши ее сам. Вот и написал. Я же мог до нее и не дожить… А дожил, и она получилась. Без пафоса и тщеславия скажу, что что-то получилось. Может, не в полной мере, как хотел, но тем не менее. Потому что я в том возрасте… На этом пепелище, на котором я нахожусь, если и надо что-то делать, то делать вещи исключительные, которых до меня в природе не было. От вешки к вешке движусь в сторону солнца.

— Многие люди составляют себе что-то типа списка дел на жизнь. У вас есть такой? Что уже удалось сделать, а что нет?

— Да нет, большого списка нет… Параллельно с разработкой исторической темы извлекли запас казачьих народных песен, посвященных Степану Разину и всем тем событиям, и записали с друзьями-музыкантами диск. Будем, наверное, делать спектакль, мюзикл или рок-оперу — назовите как хотите. Эта история греет мою душу. На самом деле, глядя, как это происходит на Западе, какое оглушительное воздействие имеют создаваемые миры типа «Гарри Поттера»… Я посмотрел недавно самые продаваемые книги в истории человечества. Первое место — Библия, второе — Коран, а там уже где-то на четвертом месте «Гарри Поттер», а на шестом «Властелин колец» — воздействие мощнейшее! Не то чтобы я собрался с этим конкурировать, это и невозможно, и бессмысленно. Но тем не менее мне хотелось бы создать мир, которого у нас нет, мир XVII века — как все это происходило, чтобы люди видели, познавали, слышали эти песни, могли как-то поддерживать мир в себе через текст, фильм и какие-то иные вещи. Может, фестиваль придумать какой-то…

Захар Прилепин с женой и детьми.

Фото: Соцсети

— Какой подарок вы сделали бы себе на юбилей?

— Я себе уже делаю подарки, не прекращая. У меня дома самый большой в мире музей разинского восстания, музей, так или иначе связанный с казачеством, вот ни у кого этого нет. Я купил основную часть картин, которые продавались, подлинники Сурикова, собрал десятки самых разных артефактов. У меня есть собственный есенинский музей, потому что, пока я писал его биографию, ко мне пришли предметы. Может быть, моя коллекция беднее, чем у самого богатого есенинского музея в Константинове, но у меня свой, уникальный, и такого нет нигде. У меня неплохой музей социалистической живописи, которую я собираю. В том числе есть и свой собственный музей Ленина. Лениниана меня интересовала, я ее собирал долгое время. Так что гипотетически могу открыть несколько музеев сразу. Естественно, [музей] современной литературы, советской военной литературы… Не то чтобы я такой накопитель. Долгое время это все было не про меня, да и по деньгам дорого. Но когда ты чем-то занимаешься, то вещи сами к тебе идут: подарят, принесут, украдут и передадут тебе, что-то сам купишь…

Конечно, отдельный музей Донбасса, потому что я в этой истории почти с самого начала. Я знал Моторолу, Гиви, Захарченко, Абхаза, Пригожина — знал всех. У меня есть, конечно, множество вещей, которых нет ни у кого в природе, может, и есть, но мало у кого. Поэтому что мне можно подарить? Что я могу себе подарить? Да ничего не могу. Мне надо, чтобы вещами, которые я собрал, пользовались другие, чтобы их видели, чтобы эта история продолжалась. Да, театр — хорошо. Я там могу делать выставки и про Донбасс, и про казачество, и про Есенина… И у меня действительно есть вещи, которых нет ни у кого. У меня есть культурные, литературные, театральные компетенции, но у меня есть и артефакты, которые будет где показать.

— А кто у вас из авторов есть? Самые интересные картины, скульптуры, может быть?

— Из авторов — глаза разбегаются, чтобы похвастаться чем-нибудь. У меня есть замечательный художник, русский классик Степанов, Кириллов-старший, советский художник знаменитый, друг Есенина Городецкий, тоже художником был. У меня картин 200, нет ни одной проходной работы, все авторы музейного уровня.

— А у этих картин есть какая-то музейная жизнь, может быть?

— Нет, домашняя.

— То есть вы их пока на выставки не даете никому?

— Никто не просит, так как никто не знает об этом. У меня частная коллекция, достаточно серьезная. На какое-то время советское искусство просело, все стали покупать кубики и советских бомжей, разнообразный арт, а сейчас оно стало подниматься, и вдруг выяснили, что огромное количество художников писали на невероятно замечательном уровне. Там люди труда, героика, лица, народ русский. И понемногу возвращается к этому интерес на аукционах. У меня это есть, никому не отдам.