DayTimeNews.RU
«А где интерактивный экран?»
В одном из подмосковных музеев подслушан диалог матери и ребенка. Мальчик лет девяти носился от стенда к стенду, ничего из экспонатов его не цепляло. В конце концов он подбежал к маме и спросил: «А где здесь интерактивный экран?» Такой развлекухи в этом небольшом музее не оказалось. Мальчуган начал громко требовать возвращения домой.
Поведение парнишки оказалось лакмусовой бумажкой того, какой он, будущий гость музея. Без интерактивного экрана ему неинтересно (хотя, пожалуй, по одному случаю судить будет несправедливо, но все же). Мы призадумались, а ведь и правда, сегодня в московских музеях практически ни одна выставка не обходится без современных технологических решений. Начиная с QR-кодов, которые ведут на сайт с дополнительной информацией об экспонатах, заканчивая выставками, где экспонаты вдохновлены или сделаны с помощью искусственного интеллекта. Для одной из недавних, например, художники после специального обучения создали свои высокотехнологичные инсталляции, где ИИ анализирует вашу внешность и, исходя из результатов, делает вам комплимент.
«Музей — консервативная институция»
На вопрос по волнующей нас теме директор «Есенин-центра» Олег Робинов сразу ответил, что «музей — это консервативная институция, в том числе в глазах посетителей».
«Когда люди идут в музей, то даже на подсознании они хотят прикоснуться к застывшей истории, погрузиться в атмосферу эпохи. Чем старше экспонат, тем он интереснее широкому зрителю», — объясняет Олег Юрьевич. И с ним нельзя не согласиться. Вообще, автор данного текста как представитель поколения миллениалов не видит ничего ужасного в том, чтобы в музее не было ни интерактивного экрана, ни каких-либо других новшеств. Ведь идешь туда как раз за тем, чтобы хотя бы взглядом прикоснуться к чему-то старинному, великому, ощутить энергетику вещи.
А вот в Музее музыки давно не обходятся без технологичных решений на экспозициях. Оно и понятно: все же если смотришь на рукопись «Ленинградской симфонии» Шостаковича, то хочется заодно и послушать ее — хотя бы фрагмент, даже если знаешь произведение наизусть. Здесь часто можно встретить этикетки с QR-кодами, которые ведут к нужному треку, музыкально иллюстрирующему увиденное. Во время экскурсии тоже происходит маленькое звуковое чудо: с помощью специального приложения экскурсоводы меняют музыкальное сопровождение в разных зонах музея, подстраивая его под свой рассказ. Если у вас хорошо работает фантазия, то вы легко представите себя в нужной эпохе — вот он, «эффект живого присутствия». Более того, здесь давно работают чат-боты в мессенджере, как виртуальные гиды:
«Такие решения повышают вовлеченность публики и помогают даже неискушенным зрителям глубже понять культурный контекст экспонатов», — отмечает директор Музея музыки Михаил Брызгалов.
Вообще, от Музея музыки, пожалуй, кроме музыкального сопровождения, большинство посетителей ничего и не ждут. Ну и зря, как говорится. На выставке «Музыкальная эволюция: от камней до нейросети» с помощью одного из технологичных экспонатов можно ощутить себя композитором: выбираешь настроение, жанр, темп, а нейросеть выдает вам готовую музыку, созданную по заданным параметрам. А на выставке «Онегин. Открытый финал», которая проходила в прошлом году в Музее Чайковского, ИИ и вовсе перевоплощал всех желающих в Евгения Онегина и в Татьяну Ларину — мы, кстати, провели эксперимент, и Татьяна получилась очень даже ничего. А еще с помощью чат-бота мы написали любовное письмо Онегину и даже получили от него ответ.
Лидия Лобанова, директор Музея криптографии, насыщенного современными технологическими решениями, отметила:
«Наш мир сейчас — фиджитал: сочетание мира цифрового и реального. И музей не стоит отдельно от этого процесса. Посетитель тоже, приходя в музей, ожидает современного гибридного пространства. Сейчас музей использует все те же технологии, что другие институции, — дополненную и виртуальную реальность, пробует создавать свои метавселенные. Сейчас активно осмысляется искусственный интеллект — экспериментируют и художники, и кураторы, и сами музеи, интегрируя его в выставочные проекты. ИИ — одна из ключевых тем обсуждения и вызывает много вопросов, споров и страхов».
«Люди обеспечат душу экспозиции»
Если уже сейчас даже самые консервативные учреждения культуры обращаются к искусственному интеллекту и другим цифровым технологиям, а публика зачастую и вовсе не мыслит современный музей без них, то как же будет выглядеть музей лет, скажем, через 50?
«Технологии расширят жанровый репертуар выставок, — отвечает Дарья Панайотти, куратор, сотрудник ГМИИ им. А.С. Пушкина. — Уже сегодня можно создавать иммерсивные проекты, но их варианты могут быть очень креативными. Либо радикально меняющими перспективу человеческого опыта, либо вообще отступающими от него. Можно предпринять иммерсивное путешествие во внутренний мир какой-нибудь знаменитости или исторической персоны. А можно посмотреть на культуру нечеловеческими глазами: воспринять готическую архитектуру так, как делает это летучая мышь, обратиться к полотну Рембрандта от лица лисы, побывать мотыльком в раннехристианской базилике».
О том, что все идет к тому, что реальность и виртуальность в музеях сольются воедино и станут обыденностью, говорит и Михаил Брызгалов:
«Надев AR-очки или используя иные гаджеты, гости смогут видеть вокруг себя дополнительный цифровой слой: реконструкции утраченных артефактов, анимации исторических событий или подсказки с информацией прямо на витрине. Виртуальная реальность позволит перенестись в другие эпохи и места — например, прогуляться по залам музея-дублера в цифровом пространстве или оказаться внутри достопримечательности, находящейся на другом конце света».
Более того, директор Музея музыки предположил, что сам музей станет «умным»:
«Умный» музей сможет подстраиваться под каждого посетителя, — продолжает Михаил Аркадьевич. — На входе электронный помощник узнает предпочтения гостя и предложит индивидуальный маршрут по экспозиции. Интерактивные стены и голографические гиды будут рассказывать историю экспонатов на нужном языке и уровне сложности, исходя из профиля зрителя. Роботы или виртуальные ассистенты смогут взять на себя рутинные функции — от проверки билетов до проведения типовых экскурсий — освобождая время для творческой работы сотрудников. Сами здания станут «умными»: климат, свет и звук автоматически будут подстраиваться под оптимальное сохранение экспонатов и комфорт посетителей».
В этот момент становится особенно тревожно: а что останется человеку? Здесь Михаил Аркадьевич спешит успокоить, утверждая, что именно за нами, людьми, а не за машинами, остается главное — создавать смыслы: «Именно кураторы и исследователи будут наполнять технологии содержанием, формировать тематические связи и следить за научной точностью. Музей будущего — симбиоз технологий и человеческого творчества, где машины обеспечивают форму и удобство, а люди — смысл и душу экспозиции».
Про автоматизацию процессов и освобождение времени для созидательной работы сотрудников музеев говорит и Лидия Лобанова, также отмечая:
«Я рассчитываю, что через 50 лет музеи будут пространствами диалога, мультисенсорными, доступными, инклюзивными пространствами, которые будут показывать многообразие картин мира и точек зрения на реальность. И технологии будут в этом максимально помогать».
«Музеи могли бы стать планкой качества»
Остается главный вопрос: что же ждет классический музей? Тут наши эксперты сошлись в едином мнении. И прогноз, надо сказать, обнадеживает.
«Классика не устаревает, — уверен Олег Робинов. — Технический прогресс идет намного быстрее, чем у музеев появляется возможность обновлять экспозиции, и чтобы не попасть в ловушку, когда музей изобилует устаревшими и, возможно, даже смешными в наше время «техническими новинками», просто необходимо иметь классическую основу экспозиции, вокруг которой можно выстраивать актуальные и понятные зрителям интерпретации».
Более того, музей останется тем местом, где можно будет встретиться с самим предметом искусства. Картинки в Интернете никогда не заменят подлинников, нельзя испытать того неподдельного восторга от фотографии произведения в Интернете, волнения от оригинальной партитуры, написанной рукой самого Петра Чайковского…
Михаил Брызгалов также отметил важность ауры вещи: «Музейные экспонаты несут в себе энергию истории, и живое созерцание таких артефактов обладает образовательным и эмоциональным воздействием, недоступным для виртуальных копий. Цифровые технологии, каким бы совершенным ни был их реализм, должны лишь дополнять рассказ о предмете, а не заменять его».
Дарья Панайотти тоже уверена, что «ценность оригинального произведения как мостика между веками вряд ли когда-нибудь умалится»:
«Поэтому и выставки — примерно в том виде, какими мы их знаем, — продолжатся. Обилие сгенерированного контента заставит нас иначе посмотреть на искусство прошлого как на что-то, что оригинально, лишено предсказуемости, беспредельно и неиссякаемо в своем чувственном постижении. Я уверена, что мы продолжим обращаться к музею за сложностью».
Изменится и состав сотрудников музея, придут инженеры, которые будут заниматься технической составляющей:
«Но я не думаю, что они полностью заменят музейщиков старой формации, — продолжает Дарья. — Скорее просто сформируют или усилят отделы мультимедиа. Музей сохранит свою роль хранителя человеческого опыта: его по-прежнему нужно будет беречь, интерпретировать, будут так же необходимы посредники при встрече с колоссальным наследием человеческой цивилизации. Язык музейных профессионалов для описания эстетического опыта, стилей, эффектов произведений искусства — очень разработанный, очень богатый. А язык, которым оперирует нейросеть, порой примитивен и вообще неудовлетворителен».
И то верно. При всей мощи искусственного интеллекта обращаться к нему зачастую бывает себе дороже. Проблема шестипалых людей на изображениях, сделанных нейросетью, известна давно, но решить ее до сих пор не могут. Если с переводами текста на иностранный язык ИИ справляется неплохо, то поиск информации — не его конек. Проще обратиться к старому доброму поисковику и собрать все нужное по проверенным источникам. Да и все, что производит нейросеть, всегда попахивает бездушностью.
«В этом смысле музеи могли бы стать планкой качества, источником сложности, той институцией, которая отстаивала бы принципиальное разнообразие и противостояла тенденции к алгоритмизации опыта», — заключает Дарья Панайотти.
«Классические музеи останутся, но и общий знаменатель вряд ли будет найден, каждый сохранит свое лицо», — отмечает Лидия Лобанова.
«Все музеи, так же, как люди, должны оставаться разными. Есть посетители, которые хотят получить аутентичный опыт в музее, без цифровых расширений, а есть те, кто, наоборот, желает обрести опыт, отличный от реальности. Людям нужно не много одного и того же, а много разного, отвечающего разным запросам по настроению, например. Никто не отменяет у детей необходимость взаимодействовать с миром не через экраны, а непосредственно, развивая сенсорные восприятия».
Такой подход применяют в Музее криптографии. С одной стороны, в их коллекции есть уникальные шифровальные машины советского периода (таких больше нигде нет), и для посетителей это шанс прикоснуться к старине и к истории. А с другой — здесь же более 120 интерактивных инсталляций, а также технологии дополненной реальности, распознавания речи — чего только нет…
«Также у нас есть тактильные экспонаты, доступные всем посетителям, — продолжает Лидия Лобанова. — Они позволяют получить уникальный сенсорный опыт».
Так будет и дальше. Оптимальным путем развития музейного дела называют именно гибридную модель, объединяющую офлайн- и онлайн-активности. Это значит, что традиционные выставочные пространства дополнятся цифровыми сервисами. А это значит, что в залах будет доступен высокоскоростной Интернет, информационные киоски и AR-гиды, позволяющие мгновенно получать сведения об экспонатах. Параллельно у музея будут виртуальные платформы — онлайн-выставки, 3D-туры, цифровые архивы — для тех, кто не может посетить музей лично.
«Но тренд на «блокбастеры» пройдет, — уверена Дарья Панайотти, — искусство будет меньше путешествовать, повышая свою представленность в виртуальном пространстве». Крупнейшие музеи могут превратиться в самостоятельных игроков на рынке впечатлений: воспроизводить себя в VR, мультиверсах, экспортировать этот опыт в регионы и по всему миру».
Приоритет останется все же за физическим музеем, а не за его цифровым двойником — лишь он подарит впечатление и эмоции.
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: