
«Мама, я смотрю этот теннис», – я говорил себе под нос в течение нескольких часов.
Эта фраза в 99% случаев была бы пошлым подражанием, она, может, такой и выглядит для вас. Но после пяти с половиной часов великого финала «Ролан Гаррос» и величайшего камбэка в истории тенниса я себе ее позволил.

Потому что видел своими собственными глазами, как это было. И чувствовал изнутри, насколько большой это день.
Трудно поймать момент, когда именно стало ясно, что идет великий финал. Но уж после отыгранных матчболов на 3:5 и 0:40 в четвертом сете – точно.
Я просидел шесть с половиной часов на одном месте, смотря почти в одну точку – и я счастлив.
В одну точку, потому что место на трибуне высоко, и оно на короткой стороне корта – так что не надо даже крутить головой вправо-влево, как на классических теннисных видео. Если бы кому-то вздумалось снимать все это время только меня, в кадре был бы будто заколдованный, завороженный человек.
Я пытался поймать любую деталь. Вот Янник Синнер впервые сжал кулак выше плеча – наконец-то его эмоция, он не совсем уж бездушный.

Вот Карлос Алькарас при 2:4 во втором сете бежит на прием, будто он только что забил в финале футбольного Евро – вдоль трибуны, чтобы подпитаться энергией оттуда.
Парадокс этого финала в том, что он выглядел односторонним и почти сыгранным несколько раз, а оказался решенным совсем в другую сторону.
Удивительно, но, когда Алькарас не подал на матч при 5:4 в пятом сете, уровень шока уже не скакал резко вверх. Просто к тому моменту голова уже работала иначе: было предельно ясно, что в этом безумии может случиться уже вообще что угодно.
Я бы решил, что так и нужно, если бы Синнер на рывке к укороченному стал гепардом, а Алькарас увеличился бы в два раза и позеленел, как Халк. Ну а что, примерно та же вероятность, как у камбэка с 0:2 при трех матчболах в финале «Шлема» от человека, который до этого ни разу в жизни не уходил с 0:2.
В то же время я не мог поверить, что на шестом часу такое вытворяет тот же человек, которого полтора месяца назад в Мадриде я видел потерянным, потому что он так и не смог выйти на родной корт из-за травмы.
Так не может быть может случиться вообще все, что угодно.

По ходу этого финала разрывалась голова.
Когда поднимался на трибуну за шесть с половиной часов до грандиозного, прокручивал в памяти: финал «Уимблдона»-2008, те 4:48 Федерера с Надалем, я смотрел в ночной записи на НТВ.
А еще подавленный Янник Синнер после поражения заговорил о корнях: «Вообще-то я из обычной семьи. Например, мой папа не смог быть на финале, потому что он работал. Я никогда даже не мечтал о том, что окажусь тут – и вот я здесь».
Я тоже не мог даже мечтать, что получится прочувствовать вот так вживую матч, который моментально вписывают в топ-3 за всю историю, рядом с тем лондонским и битвой Бьорна Борга против Джона Макинроя на «Уимблдоне»-1980.

Я был бы в восторге, даже если бы от начала до конца посмотрел такое по телевизору в прямом эфире.
Но случилось это счастье. Со мной и со всеми нами.
Теннис – лучший спорт. Алькарас и Синнер это доказали

Фото: Gettyimages.ru/Julian Finney, Adam Pretty