Те, кто не видел войну, описали ее более страшно

Все меньше времени остается до того дня, когда будут объявлены итоги Всероссийского конкурса «Судьбы детей войны», который в год 80-летия Великой Победы проводят газета «Московская правда» и портал «Мой Дом Москва» при поддержке Комплекса городского хозяйства Москвы.

Фото Бориса Ярославцева

В течение нескольких месяцев участники могли присылать свои работы в трех номинациях: литературное произведение (стихи, очерки, эссе, интервью), документальное свидетельство с фотоматериалами и видеосюжет или аудиофайл с записанной историей.

Председателем жюри конкурса является руководитель Молодежного театра профессор Вячеслав Спесивцев.

Фото ru.wikipedia.org

Отголоски войны проявлялись в ощущении голода

– Вячеслав Семёнович, если бы вы были обычным участником и рассказывали о себе, какую форму из предложенных выбрали бы?

– Действительно, родившись в 1943 году, я тоже попадаю в число детей войны. А что касается формы, второй вариант мне ближе.

– И о чем бы мог быть ваш рассказ?

– Наверное, начал бы с того, что мой отец Семён Сидорович участвовал в войне. Я в детстве говорил ему: «Папа, вот вокруг все такие герои, а ты у меня не герой, а железнодорожник». Он объяснял: «Слав, я был в самом страшном пекле. Вот началась война, немцы летали над нами, разрушали города и станции. А я руководил восстановительным поездом, то есть мы восстанавливали железные дороги, которые они разбомбили. И продолжали бомбить во время работ. То есть мы не бросались под танки, но среди нас погибали чаще, чем где-то еще. Вот прилетела бомба. ба-бах – и человека рядом нет… А я еще жив».

И поэтому для меня он самый главный герой. Хотя он не выставлял свое геройство, не гордился этим.

– От его рассказов страх смерти не наступал?

– Мы все боимся смерти, что говорить. Вот у меня в театре три студии, и в самой младшей – дети пяти-восьми лет. Я одного студийца спросил: «Ты чего пришел к нам?» А он рассказал: «Я однажды был на спектакле с бабушкой, и после спектакля вы сказали, что искусство – это борьба за вечное существование. А я боюсь смерти. Но если вы так сказали, значит, я не умру, буду жить вечно».

Отец, который вместе со своими товарищами ощущал рядом смерть постоянно, стал для меня героем. Судьба его хранила, на войне он остался жив. И самое главное, что он соединил меня с этим временем, которым мы сейчас занимаемся на конкурсе. Я бы не знал, что это такое, но он своим рассказом, своим нежеланием умереть показал, насколько непростая вещь – восстановить то, то разрушили фашисты, и остаться в живых.

– О Дне Победы в 1945-м остались воспоминания?

– Нет, еще был слишком мал. Скорее запомнились 1946-й, 1947-й – голодные годы. Самое главное желание было – наесться. Мы ждали отца, когда он ездил по работе куда-нибудь в Воронежскую или Орловскую область и привозил еду. Мы с сестрой, которая на два года моложе, застали скорее отголоски войны, проявлявшиеся в этом невероятном чувстве голода. Если взять фотографии нашего поколения, сделанные в те годы, то у всех голодные глаза.

Мы жили в Царицыне, это не сегодняшний район Москвы с метро, там были поля, на которых сажали картошку. И нам не разрешали ее собирать, только мерзлую, из нее готовили блюдо, которое мы называли дранками. Уже в пятидесятые я как-то сказал: «Папа, помнишь, ты делал из картошки дранки?  На сковородке, салом помажешь… Какая вкуснота была!» А он ответил: «Если я сейчас тебе пожарю такие дранки, ты есть не будешь. Тебе касалось вкусным, потому что голодно было».

Еще в окрестностях были крольчатники, и мы, дети, ходили смотреть на этих веселых кроликов. Но нам не хотелось с ними играть, хотелось их съесть…

Соединяя документальность и художественность

– Но вернемся к конкурсу. В какой стадии он сейчас находится?

– Из присланных работ мы отобрали тридцать. Я сделал, как мне кажется, правильную вещь: оценивают эти работы те, кто сами военных лет не застали. То есть студийцы и молодые педагоги, ведь наш театр – молодежный. Распределил эти работы между членами жюри, которым от 12 до 30 лет, дабы они выбрали то, что кажется ценным именно для сегодняшнего молодого человека.

Отбираем не только работы, но и тех, кто лучше рассказывает. Не с технической точки зрения, заикается или нет. А тех, кто может лучше донести до зрителя присланное.

– Я ознакомился с некоторыми работами и обратил внимание, что в большинстве случаев не дети войны говорят о себе, а родственники или знакомые – о них. Конечно, кто-то уже ушел из жизни, но в любом случае ценно то, что проект охватывает представителей не одного поколения.

– Что меня здесь удивило: эти номинанты не видели войну, не знали ее ужасов, но описали события более утрированно, более страшно, чем если бы являлись участниками. Потому как молоды, и фантазия работает.

Великий Щепкин, один из основоположников русской школы театра, начинал работать с артистом с того, что обращался к его фантазии: «Вот ты – дерево. Ты – собачка. Ты – злая собачка. А ты – не очень злая. То есть свою фантазию снабди актерским существованием». Для меня как режиссера такой подход очень важен.

Вот во время акций «Бессмертный полк» люди несут портреты тех, кого не видели, но переживают их жизнь. И в нашем театре я считаю главным взгляд тех, кто сам войну не видел. Вспомните, Лев Толстой не был участником событий 1812 года, но описал их так, как представлял, и в этом и есть художественность. Владимир Ивашов не являлся фронтовиком, а как сыграл в знаменитом фильме «Баллада о солдате»!

Да взять хотя бы известный сюжет: богатырь перед камнем, на котором написано «Налево пойдешь, направо пойдешь…» И нет на картине никаких сражений, но этот камень нам говорит больше, чем если бы они были. Потому что срабатывает наша фантазия.

Фото: SPESIVCEV.RU

– В вашем театре, кстати, идет спектакль «Сын полка», где героем как раз является один из детей войны. Это ведь ваш сын поставил?

– Да, режиссер Семён Спесивцев. Когда на сцене театра будут подводиться итоги конкурса, хотим, чтобы там не только звучали рассказы и демонстрировались фотографии, но и воспроизводились фрагменты спектакля в исполнении наших студийцев. То есть добавится еще и художественная структура. Ведь у Валентина Катаева повесть сделана интересно с точки зрения не только документальности, но и художественности.

Страницы конкурса могут быть на разных площадках

– Вот состоится подведение итогов конкурса. Что дальше?

– Есть мысли, как эту тему развить. Сейчас приходится думать и о том, как подать продукт. Пойдет ли зритель? Ведь без зрителя нет театра. Кстати, у «Сына полка» – сейчас самые большие продажи.

Так вот, что касается конкурса. Мы отобрали 30 работ, но если попробовать отразить присланное по максимуму, то нам просто не хватит собственной сцены. При этом конкурс рекламировался не слишком активно, иначе количество присланных работ еще бы возросло.

– И какой выход предполагается?

– Думаю, что пойдем по России, обратимся к театрам юного зрителя, ведь ТЮЗы работают практически в каждом большом городе. И рассказ о детях войны будет становиться все подробнее, глубже, художественнее, интереснее. О тех, кто не участвовал в боях, но без кого не было бы нашего большого праздника. О победе в Великой Отечественной войне создано немало спектаклей, а все равно оставалось ощущение недосказанности.

– Возникает ассоциация с брошенным камнем, от которого по воде расходятся круги.

– Да, ведь есть еще школьные и студенческие театры, есть различные сценические площадки. Там тоже можно показывать страницы нашего конкурса.

– Стало ли со временем понятнее, чему он служит в первую очередь?

– Не очень люблю термин «патриотическое воспитание», скорее нужно говорить о воспитании духа. Я верю Достоевскому, когда он говорил: «Красота спасет мир». А что такое красота? Для меня это гармония духа, идущая через душу пацана, который признавался, что боится смерти. Не демонстрация, а игра этого духа.

Вел беседу Георгий Морозов.

Сообщение Те, кто не видел войну, описали ее более страшно появились сначала на Московская правда.