Чужая речь.

Наши звуки просторны, наши буквы сверкают, пролетая по венам… Русский язык. Я облизываю пересохшие губы. Сердце жарко колотится.

Самое забавное, что эта история случилась восьмого марта.

Ко мне в гости зашел приятель Алёшка, и мы отправились по Москве. Алёшкины родители обитают в подмосковном поселке, а он учится в Москве в МГУ на физика, живёт в общежитии.

Мы вышли из метро «Библиотека Ленина», взяли по бутылке минералки и двинулись в сторону Арбата. Погода была пресная и сырая, асфальт мокро поблескивал, кое-где встречался снежок. Мы шли навстречу ветру. Запивали серую погоду большими глотками холодной газировки. Неинтересный пейзаж вселял уверенность.

* * *

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/2IJQGUidnMM

Здесь можно слушать без тормозов и замедления:

https://boosty.to/webrasskaz - Веб Рассказ на Boosty

* * *

На Старом Арбате неприкаянно шлялась экзотическая молодежь. Под тяжёлыми от сырости навесами ютились лавочники с майками и матрёшками. Гладкие витрины не задерживали соскальзывающий взгляд. 

Громко галдящие иностранцы вызывали легкую тошноту. 

Мы перебрасывались словами, и чувство безмятежной уверенности стало перерастать в желание действия. У меня, по крайней мере.

Когда я кидал в урну свою пустую бутылку и англоязычная речь, проплывавшая мимо, ударила в очередной раз, дурацкая затея внезапно пришла мне в голову и выстроилась со всей очевидностью. 

Я решил притвориться американцем. Действительно, дурацкая мысль…

Сначала я просто прикалывался. Но в глазах и ушах окружающего мира я не был придуривающимся русским. Я был американцем. 

Главным здесь был шумовой эффект, важно было резко-американское произношение. Коротко стриженный, в чёрной кожанке, чуть агрессивный, я, должно быть, и внешне напоминал американского боя. Алёша же, высокий понурый парень с серыми глазами студента-физика, скорее подходил на роль «тихого русского», сопровождающего заграничного гостя по Москве. 

Так мы шли, я отпускал режущие слух англоязычные фразы, Алёша иногда кивал, встряхивая копной волос.

Остановились среди толпы, глазеющей на представление – полуголые мужики ложились на битое стекло, протыкали себя шпагами и т. д. Это было занимательно: мужики раздевались в такую погоду, когда дул порывистый ветер, весь пропитанный таяньем льда. 

Минут с десять полюбовавшись на зрелище, я-американец отпустил в адрес фокусников несколько звучных, восторженно-недоумевающих возгласов, похожих на яркие вспышки фотоаппарата. И мы двинулись дальше.

Я понимал, что своей противной крикливой речью пинаю себя. Отнимаю у себя – себя самого, вживаясь в чужой образ. 

Зачем я выбрал эту роль? От серой тоскливости, разлитой в московском воздухе в «праздничный день». От нежелания просто так плестись по длинному Арбату и беседовать ни о чем. 

Да, я играл. Как советский актер в патриотическом фильме играет иноземца-шпиона. Может быть, я принес себя в жертву…

У одного из лотков – тучная женщина в полиэтиленовом плаще.

– Мэй ай лук эт сам оф зис… – указал я на матрешки, лакированные, насупившиеся, с рожицами вождей.

Алеша сказал:

– Можно ли взглянуть?

Женщина угодливо подвинула деревянного Путина, вынула из него Ельцина, стала крутить дальше. 

Алексей спросил о ценах, перевел, я изрек нечто нечленораздельное, вроде готовности раскошелиться. Женщина показала самую последнюю и самую маленькую – бедный вождь мирового пролетариата.

– Лэнин?

– Лэнин, Лэнин, – подстраиваясь под мое произношение, закивала продавщица.

– А это кто? – увлечённая, даже разгорячённая, спросила она.

Я сделал паузу и неуверенно произнес:

– Брэжнэв?

– Правильно, молодец! – повысила голос. – Надо же, знает!

Ничего мы у неё, естественно, не купили. Я был жёстоким актером.

Но расцвет наступил позже – когда мы входили в бар, зовущий музыкой и огнем. Сели за столик, заказали по вискарю со льдом, и Алексей сказал наклонившейся официантке в черной обтягивающей мини-юбке:

– Мой друг прибыл из Америки, он интересуется, какая программа у вас на эту ночь.

Официантка стала рассказывать, Алёша ломано переводил, я громко хвалил.

Официантка отошла. 

Всё это время с соседнего столика на нас во все глаза смотрели две девушки. Одна – лет девятнадцати, четко обрисованная, с ребячьим чувственным лицом, похожая на щенка, готового лизнуть. 

Другая – пониже ростом, покрупней, со светлыми блестящими глазами, с большим ртом, на вид пятнадцати лет. Я приветственно поднял бокал мартини. Та, что «щенок», вытянула губки:

– Вы – иностранцы?

– Нет, я сам-то русский, – сказал Алексей, – а вот это мой друг, Джек, погостить из Америки приехал.

– Подсаживайтесь к нам, – сказала ясноглазая девушка, лет 15-ти, два раза подряд очаровательно моргнув.

Мы сели к ним. Ясноглазая, кажется, её звали Оксана, немного знала английский (видимо, благодаря школе), но плохо – так сказала она и постеснялась говорить с американцем непосредственно.

Обе девочки обращались к мальчику Джеку через переводчика.

– Спроси у него, нравится ли ему Москва?

– Джек, ду ю лайк Москоу?

– О, ай лайк ит вери мач!

Потом я и девочка-щенок, её звали Даша, пошли танцевать. Я повел её на площадку для плясок, обвивая талию длинной американской рукой. Дашины сладкие тонкие косточки, её порозовевшее личико, её теплые телодвижения – всё это было прямо передо мной.

Я придерживал её, склоняясь, как усталый путник к кусту дикого шиповника у пыльной дороги, к сочным шипам и мягким лепесткам… Я-американец и девочка-куст, мы плясали.

Снова сели на место, и оказалось, что там, кроме Алёши и ясноглазой девушки, сидит ещё какой-то парень, щербатый, коренастый, с усиками, светло-жёлто теряющимися на лице.

Пока мы танцевали с щенком-Дашей, я и не заметил, как появился парень. С его первых слов стало ясно, что он, хотя и в штатском, но – «полисмэн» – мент. 

И вот я с русским паспортом во внутреннем кармане кожанки сижу перед щербатым ментом – и зовут меня Джек, а он угодливо покупает закуску и пойло, заглядывает мне в глаза, подливает.

Я пил водяру рюмашками, но не забывал свою роль ни на секунду, а только всё больше становился американцем, говорил всё щедрее, уже не обрывочными фразами, а взаимосвязанными предложениями. И мент, который знал лишь по-немецки, «повелся», и сквозь туман улыбались девушки и льнула русая Даша с губами, мокрыми от водки.

А я между тем думал про себя: «Что же вы, суки, любите янки?..» 

Был задан вопрос об учёбе, и я пьяно назвал английский Кембридж, но с готовностью кивнули – значит, сошло. Спросили: как давно приехал? Неделю назад. На сколько? На месяц.

Было весело, а не тревожно, среди этой дикой беседы, под девичьи улыбки, под Дашины касания, звон рюмашек «за Восьмое марта». 

И выяснялось, что мент, сидевший напротив меня, – не просто мент, а ответственный «за этот участок Арбата» – «фор зис парт оф Арбат-стрит». И официанты звали мента не по имени, а по кличке Кот, а он ухмылялся в редкие усики. 

Потом появилось человек пять ментов, тоже в штатском, видно, что Кот был их начальником. С ними пришли грудастые бабы лет тридцати. Мы переместились в тёмный угол бара, на диваны, к большому столу.

И никто не догадался, что я – обыкновенный мальчишка с улицы, окружили вниманием, задавая одни и те же дебильные вопросы.

Только какой-то турок, который, рассказали, прибыл в Москву в начале 90-х и так здесь и остался, сидел в полумгле и с дивана недоверчиво поблескивал глазами, а когда никто посторонний не слышал, глухо спросил у Алексея, указав на меня синим подбородком:

– А всё-таки откуда он?

Мне приспичило. Оказалось, туалет здесь платный. И мент Кот пошел сопровождать меня, причем вышагивал он деловито и самодовольно, мол, веду американца.

В туалет с Котом пропустили без денег. 

Я уже сушил ладони под кондиционером, когда он, застегивая ширинку, вдруг по-русски спросил:

– Сколько времени, не скажешь?

Я резко дернулся и испуганно ответил:

– Сорри?

Щербатый мент, подвыпивший, спохватился и рассмеялся. 

Он стал похлопывать меня по плечу, дружески бормоча: «о’кей, о’кей», и уже себе говоря: «Блин, он же по-нашему не сечёт».

Назавтра рано утром предстояла учеба. Я хотел отоспаться, и мы с приятелем крадучись ушли в районе полуночи, когда опротивела жратва и компания. 

Но перед уходом я, Джек, коротко стриженный и чуть агрессивный, поцеловал двух девушек, особенно долго и нежно душку Дашу.

Мы с Алексеем уже подбирались к дверям, и тут к нам со всех ног бросился Кот, красный и потный.

– Как, уже? – проорал он сквозь музыкальные раскаты, блики плясали на его щербатом лице.

– Увы, у нас еще назначена встреча, – в самое ухо замямлил ему Алексей.

Мент кивнул Алёшке, потом схватил мою руку и крепко жал и долго-долго тряс. 

И в этот момент мне стало очень плохо на душе.

– Ты чё, мужик? – вдруг сказал я, задыхаясь от слез. – Дурак, да?

Но новый раскат музыки заглушил мои слова, Кот улыбался в усики. Лишь Алёша, догадавшись, что я заговорил по-русски, резко потянул меня, Джека, на выход.

2003

Рассказ - Чужая речь, из книги автора с названием - Ура!

Автор Сергей Шаргунов - русский писатель.

ИСТОЧНИК

Сергею Шаргунову 12 мая 2025 года исполнилось 45 лет:

* * *

КОРОТКО ОТ АВТОРА

Я написал «Ура!» в двадцать лет, в самом начале нулевых.

Скажу просто: захотел нарисовать героя, наблюдая мрачное, мутное и дурное вокруг.

Но какими красками рисовать? Герой не мог быть слащавым и плоским.

И я решил: пускай он коснется дна и, захлебываясь, всплывет... И, всплыв, заорет.

Герой - резок и диковат. Окружённый безумными и будничными трагедиями своей родины, отведав боль, он - наперекор всему - выбирает солнечный стиль атаки.

Повесть «Ура!», едва появившись в журнале «Новый Мир», возбудила многих. Кто-то возмутился, а кто-то восхитился.

Сегодня главные идеи и порывы этой книги, которые десять лет назад удивляли и отпугивали издателей, стали, простите, трендом. 

Только автору не легче. Ведь доблестные порывы и честные идеалы похищены и обессмыслены официозом.

«Ура!» - о ярости созидания.

«Ура!» - вой молодого волка, перерастающий в декламацию стихов.

«Ура!» - это букет пощечин... Но никто не очнулся...

ИСТОЧНИК - сайт Сергея Шаргунова  

https://shargunov.com/ura.html#n1

* * *

Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.

Сначала я хотел назвать эту тему «Что же вы, суки, любите янки?..», но как то слишком прямолинейно, а авторское название в самую точку - Чужая речь - она на самом деле нам, русским, чужая.

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить!

До свидания.