
Шокирующие культурные сдвиги на Западе, выражающиеся в нормализации патологий и героизации психических расстройств, не сводятся к простой «либерализации нравов». Это системный феномен, укорененный в политэкономической стратегии ультраимпериализма. Транснациональные монополии, достигшие глобального господства, видят в сохранении своей власти ключевую угрозу — способность народов к коллективному сопротивлению. Их ответ — не просто атомизация общества, но его радикальная фрагментация, превращение в конгломерат изолированных, неспособных к солидарности единиц. Уничтожение коллективных идентичностей — национальной, религиозной, семейной, культурной — стало приоритетом. Нормализация психических отклонений выступает здесь не как медицинский либерализм, а как орудие разрушения самой ткани социальности. Когда индивид теряет связь с устойчивыми общностями и нормативными ориентирами, превращаясь в замкнутый на своих переживаниях атом, его потенциал сопротивления глобальному капиталу сводится к нулю. Патологии, объявляемые «вариантом нормы» по воле оплаченных экспертов и медиа, служат не прогрессу, а упрочению власти транснациональных элит через дезинтеграцию социального целого.
Идеологическим предтечей этого процесса стала школа антипсихиатрии 1960-х годов. Ее фигуры — Рональд Лэйнг, Дэвид Купер, Томас Сас, Франко Базалья — на эклектичной основе фрейдизма, экзистенциализма и вульгаризированного марксизма выдвинули радикальный тезис: психических болезней как объективной реальности не существует. Диагнозы объявлялись социальными конструктами, инструментами подавления инакомыслия. Шизофрения, по Лэйнгу, представала не болезнью, а «рациональным ответом на безумный мир». Личные проблемы, неадекватность, девиантное поведение объяснялись исключительно «репрессивностью среды», полностью снимая с индивида ответственность и перенося вину на общественные институты. Требование Базальи разрушить психиатрические больницы как «тоталитарные учреждения» стало символом борьбы против любой нормативности.
Хотя классическая антипсихиатрия не победила академически, ее ядовитые семена дали всходы в идеологии глобального капитала. Ее ключевые постулаты — отрицание объективности расстройств, демонизация психиатрии, подмена лечения «правом на безумие» — легли в основу реформ в ряде стран. Результат привёл к росту бездомности душевнобольных, переполненности тюрем, криминализации психических проблем. Однако опасность антипсихиатрии выходит далеко за рамки медицины. Она — острие копья в атаке на само понятие объективной истины и нормы. Отрицая существование психической нормы как таковой, антипсихиатрия открывает шлюзы радикальному релятивизму: «каждый имеет право на свою реальность», «истина субъективна», «норма — это диктат большинства». Если не существует объективных критериев психического здоровья, то не существует и объективных критериев для оценки любой реальности. Мир распадается на миллиарды непересекающихся субъективных вселенных, где любое суждение, любое восприятие, любое убеждение имеет равное право на существование просто в силу факта его наличия в чьем-то сознании. Истина, независящая от индивидуального восприятия, объявляется фикцией.
Этот эпистемологический релятивизм, продвигаемый через антипсихиатрию и родственные ей идеи (крайние формы постмодернизма, радикальный конструктивизм), становится смертельным оружием против научного познания и преобразования мира. Наука основывается на признании объективных законов природы и общества, существующих независимо от нашего сознания и воли. Она предполагает возможность их познания и использования для осмысленного изменения действительности. Релятивизм же, утверждая, что «каждый имеет свою правду» и объективной реальности нет, подрывает саму основу научного метода. Зачем изучать законы материи, если они — лишь «социальные конструкции»? Зачем преобразовывать мир, если его устройство зависит лишь от нашей субъективной интерпретации? Мир объявляется принципиально непознаваемым, а усилия по его познанию — проявлением «насилия» над индивидуальным видением. Сознание человека замыкается в скорлупе собственных ощущений и убеждений, теряя способность к диалогу, верификации, коллективному поиску истины и совместному действию. Взаимопонимание становится невозможным, ибо нет общей почвы, нет объективных критериев для оценки и сопоставления позиций.
Транснациональные монополии через подконтрольные медиа, образовательные программы, финансируемые НКО, и законодательные инициативы, настойчиво внедряют этот нарратив субъективности и непознаваемости мира. Это не только антипсихиатрия в чистом виде, но и тысячи микродискурсов: от агрессивного продвижения идеи, что биологический пол — «устаревшая конструкция», до отрицания исторических фактов. Цель одна — размыть саму возможность разделяемого, объективного понимания реальности, превратить общество в пыль несоизмеримых субъективностей. В таком обществе, лишенном общих ориентиров и способности к коллективному осмыслению действительности, сопротивление глобальной гегемонии капитала становится немыслимым. Каждый поглощен защитой «своей правды», своей уникальной идентичности или девиации, не видя системы, эксплуатирующей всех.

Однако проект тотального релятивизма наталкивается на непреодолимый барьер — саму природу человека как существа, стремящегося к смыслу, истине и общности. Потребность в объективном познании мира, в разделяемых ценностях, в коллективном действии для его преобразования неистребима. Распознавание манипуляции, понимание, что культ субъективности и отрицание нормы служат не свободе, а новому тотальному контролю — первый шаг к сопротивлению. Восстановление доверия к объективному знанию, к науке как инструменту познания законов природы и общества, к коллективной ответственности за общее будущее — вот выход из матрицы искусственной дегенерации. Антипсихиатрия и ее производные лишь симптомы глубокого кризиса, но осознание их гносеологических корней позволяет увидеть масштаб угрозы и мобилизовать силы разума против хаоса, навязываемого во имя власти.
