Три ночи в Неаполе. Роман о российских разведчиках и.. любви

Пролог: Ключи в чужом кармане

В неаполитанском воздухе всегда витает аромат тайны, терпкий и дурманящий. Он просачивается в душу сквозь поры кожи, застывает на языке горьковатым привкусом, смешивается с каждым вздохом, густой и тягучий, словно патока, обволакивая мысли тоской. Кто-то улавливает в нём запах выдержанного сыра, пропитанного сыростью старых погребов, а кто-то – леденящие душу миазмы смерти, немые свидетельства отчаяния. Здесь каждая трещина в стенах, каждый украдкой оброненный шёпот из-за плотно закрытых ставен хранят в себе истории – надломленные исповеди, трагические баллады, о которых никогда не расскажут в глянцевых путеводителях. Тени, словно призраки, танцуют с лучами солнца на изъеденной временем брусчатке, а ветер доносит обрывки незнакомых наречий – словно плач голосов прошлого, молящих о забвении. Это место, где любовь и предательство сплетаются в неразрывный узел, где ослепительное богатство, подобно насмешке, кичливо возвышается над жалкой нищетой, где святая вера отчаянно сражается с тенями древних суеверий, крепко вцепившимися в сердца отчаявшихся. Чтобы по-настоящему почувствовать Неаполь, ощутить его пульсирующую боль и слабую, мерцающую надежду, нужно раствориться в его атмосфере, обнажить свою душу и позволить бесчисленным тайнам проникнуть в самое сердце...

..А может, это запах моря, вечно юный и солоноватый, перемешанный с терпким вымыслом, что веками, словно горечь, накапливался в узких переулках, как дождевая вода в дырявых ботинках несчастного бродяги, и этот вымысел теперь и есть сама исстрадавшаяся душа Неаполя?..

Она приехала с одним чемоданом, тремя вопросами, терзающими душу, и осколком надежды, спрятанным глубоко внутри. Он — с паспортом на чужое имя, и призраком прошлого, неотступно следующим за ним по пятам. Третий вообще не должен был появиться, ему не было места в этой истории. Но судьба, как всегда, распорядилась иначе...

Так начались три ночи, пропитанные отчаянием и страстью, которые врезаются в память навечно, и не забываются даже после трёх жизней.

Глава I: Лимон и ночь

Лена медленно сковыривала мизинцем отслоившиеся чешуйки краски с подоконника. В этом монотонном движении ощущалась навязчивость, лишенная случайности, но и не облеченная смыслом. Она ждала, вглядываясь в сумерки города, с сердцем, полным горьких предчувствий, но не понимала, кого.

Номер отеля "Antico Silenzio" благоухал уксусом и жасмином. Запах был странным: смесь уксуса со сладким дурманом цветов, словно кто-то старательно заметал следы трагедии, а их оставил в память о случившемся. Она заплатила за три ночи – то ли из-за скудного бюджета, то ли потому, что три – священное число для тех, кто бежит от себя, предает свои идеалы и ищет спасения в любви. А может, просто потому, что Везувий хранит молчание три дня, прежде чем напомнить миру, кто здесь истинный властелин?

— Сеньора Елена? — голос консьержа, словно шипение змеи, просочился из замочной скважины.

— Да? — откликнулась она, не спеша открывать дверь.

— Вам письмо. Без почтовых знаков. Велено передать лично в руки.

Бумага под пальцами казалась влажной. Или это предательская испарина покрыла ее ладони, дрожащие от невыносимого напряжения? На листке — всего три слова: "Я тебя жду".

..В переулке Сан-Лоренцо фонари дышали рыжим, усталым светом, как глаза старых псов, выпрашивающих немного тепла. Лена спускалась вниз, к морю, по ведомому лишь ей одной направлению, зная, что на юге всегда идёшь не к берегу, а к себе.

На площади у старой церкви, среди колонн, испачканных пятнами от пиццы, стоял Он. Чёрный костюм сидел небрежно, как мимолетный грех. Руки спрятаны в карманах. Лицо… словно он помнил её сквозь вечность, но старательно делал вид, что забыл.

— Ты пришла, — бесстрастно констатировал он.

— А ты не удивлен? — выдохнула Лена, вкладывая в вопрос всю боль ожидания.

— В Неаполе удивляются только безумцы и заплутавшие туристы. Здесь удивляться — значит, признать, что ты жил в иллюзии.

Они замолчали. Они молчали, как те, чьи души были связаны незримыми нитями, слишком тонкими, чтобы выдержать тяжесть этой жизни. Тихая музыка из кафе напротив, взрывы смеха официантов, кошка, укравшая лакомство из тарелки захмелевшего художника — все это было лишь театральным полотном, декорациями, написанными задолго до их появления.

Он выудил из кармана лимон. Разрезал его одним быстрым движением. Протянул ей половинку.

— Кислое — на память. Сладкое… будет потом, — в его глазах мелькнул отблеск лукавства.

— С чего ты взял, что я жду сладкого? — в её голосе дрогнула надежда, перемешанная со страхом.

— Все жаждут сладкого, Лена. Даже те, кто клянется, что ищет лишь правду, — он словно читал ее мысли.

— Где он? — тихо спросила она.

— Он был здесь раньше тебя. Давно. Задолго до того, как этот город перестал быть для тебя просто точкой на карте.

И тут из переулка появился Третий. Лицо печатью прошлого пересекал багровый, запекшийся шрам. Взгляд — взгляд человека, что видел смерть и остался равнодушным.

— Здравствуй, Елена. Я — та причина, по которой ты не знаешь сна уже три года. И я, кажется, знаю ответ на вопрос, который ты боишься задать вслух.