
Оглавление
Невроз как карьерный лифт
Отец термина и его неутешительный диагноз
Корпоративный дарвинизм: выживает слабейший
Невроз как карьерный лифт
Каждый, кто хоть раз работал в коллективе, сталкивался с удивительным феноменом: на вершине иерархической пирамиды часто оказывается человек, чьи управленческие таланты вызывают, мягко говоря, вопросы.
Он нерешителен, некомпетентен, боится ответственности как огня, но при этом мёртвой хваткой держится за своё кресло.
Глядя на это, подчинённые задаются вопросом: как? Как ему это удалось?
Ответ прост и циничен: в большинстве человеческих систем наверх всплывает не самое лучшее, а самое лёгкое.
Имя этому явлению — отрицательная селекция, и корни его уходят глубоко в мутные воды человеческой психологии.
Зигмунд Фрейд, копавшийся в самых тёмных закоулках души, считал, что неуёмная жажда власти — это не признак силы, а симптом невротического помешательства.
По его мнению, в основе этого стремления лежит глубинный, часто неосознанный страх перед миром, ощущение собственной беспомощности.
Индивид, чувствующий себя маленьким и ничтожным, пытается компенсировать это, получив контроль над другими.
Эту идею развил и другой титан психоанализа, Альфред Адлер, сформулировав концепцию «комплекса неполноценности».
Адлер утверждал, что всё поведение человека — это попытка компенсировать врождённое или приобретённое чувство собственной ущербности.
И стремление к власти, к доминированию — самый прямой и грубый способ такой компенсации.
Не имея возможности превзойти других талантом или умом, человек пытается просто поставить их в подчинённое положение.
Власть для него — это не инструмент созидания, а способ заглушить собственный ужас.
Он строит вокруг себя крепость из должностных инструкций и приказов, чтобы отгородиться от враждебной реальности.
При этом, что самое парадоксальное, такой индивид часто искренне не осознаёт своей некомпетентности.
Здесь в игру вступает эффект Даннинга-Крюгера — когнитивное искажение, из-за которого люди с низким уровнем квалификации делают ошибочные выводы, принимают неудачные решения и при этом неспособны осознавать свои ошибки в силу своего низкого уровня квалификации.
Они смотрят в зеркало и видят не испуганного невротика, а мудрого стратега, что делает их ещё более опасными.
Более того, такому невротику для самоутверждения необходима жертва.
Ему нужен кто-то, на ком можно будет вымещать свои комплексы, кто будет подтверждать его значимость своим страхом и подчинением. Так образуется классическая «садомазохистская пара», где в роли жертвы, разумеется, выступает подчинённый.
Начальник унижает его, чтобы почувствовать себя сильнее, а подчинённый, порой, находит в этом странное, болезненное удовольствие, снимая с себя всякую ответственность. Это извращённый симбиоз, где слабость одного питает мнимую силу другого.
Немецкий философ и социолог Эрих Фромм пошёл ещё дальше, заявив, что «жажда власти коренится не в силе, а в слабости».
Он утверждал, что чем больше человек зависит от окружающих, чем меньше он верит в собственные силы, тем отчаяннее он стремится властвовать.
Власть становится для него протезом, заменяющим отсутствующую внутреннюю опору.
Он не может управлять собой, поэтому пытается управлять другими. Он не может найти гармонию с миром, поэтому пытается подчинить его себе.
Польский психолог Анджей Лобачевский, изучавший тоталитарные режимы, развил эту мысль в своей концепции «патократии» — власти патологических личностей.
Он утверждал, что в определённых условиях к власти приходят люди с расстройствами личности, в частности, психопаты, для которых отсутствие эмпатии и совести является не недостатком, а конкурентным преимуществом в борьбе за доминирование.
Современные исследования, например, работы канадского криминолога Роберта Хэйра, показывают, что процент людей с психопатическими чертами (поверхностный шарм, эгоцентризм, отсутствие сочувствия, склонность к манипуляциям) среди топ-менеджеров крупных корпораций значительно выше, чем в среднем по популяции.
Они не обременены моралью, поэтому им легче идти по головам.
Таким образом, карьерная лестница для такого персонажа — это не путь к самореализации, а отчаянная попытка побега от самого себя.
Он карабкается наверх не для того, чтобы вести за собой, а для того, чтобы оказаться в точке, где, как ему кажется, его не достанут его собственные демоны.
Но демоны, как известно, обладают отличной физической подготовкой и взбираются на любую высоту вместе со своим хозяином. И чем выше он поднимается, тем страшнее ему становится, и тем сильнее он сжимает в руках рычаги власти, превращая жизнь подчинённых в филиал своего личного ада.
Отец термина и его неутешительный диагноз
Хотя о проблеме бездарей у власти размышляли многие, сам термин «отрицательная селекция» ввёл в научный оборот русско-американский социолог Питирим Сорокин.
Этот человек, переживший революцию, Гражданскую войну и изгнание из России, смотрел на социальные процессы без розовых очков.
В своих работах, в частности в «Социологии революции», он безжалостно препарировал механизмы, которые в периоды смут и потрясений выносят наверх не самых достойных, а самых зубастых, беспринципных и громкоголосых.
Сорокин утверждал, что любая социальная структура, будь то государство, армия или корпорация, — это своего рода сито, которое просеивает людей.
В здоровом обществе это сито настроено так, чтобы отбирать лучших — самых умных, талантливых, честных.
Но в периоды кризисов или деградации ячейки сита меняются.
Система начинает отторгать лучших, потому что они представляют для неё угрозу.
Талантливый человек независим, у него есть собственное мнение, он задаёт неудобные вопросы. Такой индивид опасен для прогнившей иерархии.
И система начинает продвигать наверх других — лояльных, послушных, а главное — посредственных.
По Сорокину, стремление к власти в такой деградирующей системе ведёт к потере того, что он называл «чувственной культурой».
Человек, карабкающийся по головам, перестаёт воспринимать других людей как личностей.
Для него они — лишь ступеньки, функции, препятствия.
Он теряет способность к эмпатии, состраданию, его моральный компас размагничивается.
Главным критерием становится личная выгода и преданность вышестоящему начальнику.
Это и есть отрицательная селекция в действии: отбор по принципу наименьшей совестливости и наибольшей управляемости.
Сорокин наглядно видел, как это работает, на примере революционной России.
Вчерашние подпольщики и уголовники, не обладавшие ни знаниями, ни опытом управления, внезапно становились во главе заводов, армий, целых губерний.
Их единственным достоинством была преданность партии и готовность без раздумий выполнять любые приказы.
Талантливые инженеры, офицеры, учёные царской эпохи либо уничтожались, либо загонялись в подполье, либо вынуждены были притворяться дураками, чтобы выжить.
Система целенаправленно избавлялась от своего «золотого фонда», заменяя его на дешёвый и послушный суррогат.
По сути, это было построение какистократии — власти худших, наименее квалифицированных и самых недобросовестных граждан.
Этот механизм, описанный Сорокиным, универсален.
Он работает не только во время революций.
Ярчайший пример из истории — поздняя Римская империя.
После периода стабильности и правления сильных императоров наступила эпоха солдатских императоров, когда легионы и преторианская гвардия сажали на трон тех, кто больше заплатит или покажется наиболее управляемым.
Сильные, волевые и талантливые полководцы, способные навести порядок, систематически устранялись как угроза.
В результате на престоле оказывались случайные люди, порой абсолютно невменяемые, как Калигула или Гелиогабал, которые доводили государство до ручки.
Это была классическая отрицательная селекция, когда система безопасности (гвардия) начинала уничтожать то, что должна была защищать, продвигая наверх не лучших, а удобных.
В такой системе продвижение по службе зависит не от реальных достижений, а от умения плести интриги, вовремя писать доносы и демонстрировать собачью преданность начальству.
В результате на всех ключевых постах оказываются люди, которые лучше всего умеют не работать, а имитировать работу и бороться за место под солнцем.
А когда приходит настоящий кризис, такая система оказывается абсолютно недееспособной, потому что на капитанском мостике стоят не профессионалы, а мастера подковёрной борьбы.
Корпоративный дарвинизм: выживает слабейший
Современные социологи, изучая феномен отрицательной селекции, пришли к ещё более циничному выводу.
Это не просто системный сбой или побочный эффект деградации. Зачастую это вполне осознанная и целенаправленная кадровая политика.
Её главная задача — не усилить, а, наоборот, ослабить нижестоящие звенья, чтобы обезопасить своё собственное положение.
Некомпетентный начальник инстинктивно боится умных и талантливых подчинённых. Он видит в них потенциальных конкурентов, которые могут вскрыть его некомпетентность и занять его место.
Поэтому он начинает целенаправленно окружать себя людьми ещё более серыми и бездарными, чем он сам.
На фоне таких «профессионалов» он выглядит настоящим титаном мысли.
Любая его, даже самая банальная, идея кажется гениальным прозрением.
Он создаёт вокруг себя пустыню, в которой он — единственный оазис. Это позволяет ему не только сохранить своё кресло, но и укрепить свою репутацию в глазах вышестоящего руководства, которое не всегда вникает в детали и судит по отчётам.
Этот механизм блестяще сформулировал канадский педагог Лоуренс Питер в своём знаменитом «Принципе Питера», который гласит: «В иерархической системе каждый индивидуум имеет тенденцию подняться до уровня своей некомпетентности».
То есть, человека повышают до тех пор, пока он справляется со своими обязанностями.
В конце концов он занимает пост, с которым справиться уже не может, и на этом его карьерный рост останавливается.
В результате все руководящие посты постепенно заполняются людьми, некомпетентными в своей текущей должности.
Так запускается цепная реакция.
Начальник-посредственность, достигший своего «уровня Питера», нанимает подчинённых-недотёп.
Те, в свою очередь, если им удаётся немного продвинуться по службе, тоже начинают окружать себя людьми ещё более слабыми.
Пирамида некомпетентности растёт, и с каждым новым уровнем профессионализм и здравый смысл уступают место лояльности и безынициативности.
Этот принцип прекрасно описывается законом Паркинсона, одно из следствий которого гласит, что «чиновники создают работу друг для друга».
В нашем случае они создают друг для друга ещё и комфортную среду обитания, где никто не задаёт лишних вопросов и не блещет интеллектом.
Отрицательная селекция — явление не индивидуальное, а коллективное.
Она становится нормой, неписаным законом корпоративной культуры. Люди, которые сами поднялись по этой лестнице, будут всячески её оберегать.
Они будут продвигать «своих» — таких же послушных и не хватающих звёзд с неба середнячков.
Возникают целые кланы, построенные не на профессионализме, а на личной преданности и круговой поруке. Попасть в такой клан со стороны талантливому и амбициозному человеку практически невозможно. Его либо выдавят, либо «переварят», заставив играть по общим правилам.
Питирим Сорокин, размышляя над этим, пришёл к выводу, что в таких системах успеха чаще всего добиваются не лучшие и не худшие, а именно «средние».
Лучшие — слишком опасны. Худшие — слишком очевидно некомпетентны (хотя и у них есть шансы).
А вот середнячок — идеальный кандидат. Он не выделяется, не раздражает начальство своим умом, не строит амбициозных планов.
Он просто делает то, что ему говорят, и терпеливо ждёт своего часа.
И час этот обязательно настаёт, когда освобождается очередное кресло, которое нужно заполнить кем-то безопасным и предсказуемым.
Искусство казаться придурковатым
Существует легенда, что ещё Пётр I издал указ, который гласил: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».
Историки сомневаются в подлинности этого указа, но сама легенда невероятно точно отражает суть отрицательной селекции.
Она фиксирует главный запрос любой прогнившей иерархии: начальству не нужны умные, ему нужны удобные.
Умный подчинённый — это проблема.
Он может заметить ошибку в расчётах начальника.
Он может предложить более эффективный, но непривычный способ решения задачи.
Он может, о ужас, оказаться прав, когда начальник неправ.
Всё это подрывает авторитет руководителя и создаёт для него дискомфорт.
Гораздо проще иметь дело с человеком, который смотрит на тебя с восторгом, ловит каждое твоё слово и на любой, даже самый идиотский, приказ отвечает: «Будет сделано!»
Искусство казаться немного глупее, чем ты есть, становится в такой системе главным условием выживания и карьерного роста.
Талантливые люди, попадая в такую среду, встают перед выбором: либо уйти, либо мимикрировать.
Мимикрия предполагает постоянную игру. Нужно скрывать свои знания, не высовываться с инициативами, соглашаться с заведомо неверными решениями. Это тяжёлый и унизительный труд, который ломает личность.
Человек постепенно привыкает быть тенью, и его собственный интеллект атрофируется за ненадобностью.
Эта культура порождает особый тип карьериста — «серого кардинала». Это человек, который достаточно умён, чтобы понимать, как работает система, и достаточно циничен, чтобы играть по её правилам.
Он никогда не будет претендовать на первое место. Он будет изображать из себя скромного и не слишком сообразительного исполнителя, но при этом постепенно приберёт к рукам все реальные рычаги управления.
Начальник будет лишь подписывать бумаги, которые он ему готовит, и произносить речи, которые он ему пишет, искренне считая себя великим стратегом.
Это высший пилотаж выживания в условиях отрицательной селекции.
Но большинство выбирает более простой путь — путь реальной, а не наигранной посредственности.
Зачем напрягаться, учиться, развиваться, если система этого не ценит? Гораздо проще и безопаснее быть как все.
Не выделяться, не спорить, плыть по течению. Такая стратегия гарантирует медленное, но верное продвижение по службе.
Сегодня ты начальник отдела, завтра — департамента. И вот ты уже сидишь в высоком кресле и сам начинаешь подбирать себе подчинённых, которые своим «лихим и придурковатым видом» не будут тебя смущать. Круг замыкается.
Апофеоз посредственности
Конечным итогом долгой и успешной работы механизма отрицательной селекции становится полный триумф серости.
Вся система, от нижних до верхних этажей, заполняется людьми, чьё главное достоинство — отсутствие каких-либо достоинств.
Это идеальная среда для стагнации. Здесь не рождаются новые идеи, не принимаются смелые решения.
Главная задача каждого — не сделать лучше, а не сделать хуже, чем было, и, самое главное, не навлечь на себя гнев начальства.
Такая организация может довольно долго существовать по инерции, особенно если у неё есть монопольное положение или доступ к неисчерпаемым ресурсам.
Она будет имитировать бурную деятельность, производить тонны бессмысленных отчётов, проводить бесконечные совещания.
Но как только она столкнётся с реальным вызовом — экономическим кризисом, появлением сильного конкурента, новой технологической революцией — вся эта колоссальная конструкция рассыпается как карточный домик.
Выясняется, что люди, стоящие у руля, абсолютно неспособны принимать решения в условиях неопределённости.
Они привыкли действовать по инструкции, по шаблону.
Любое отклонение от привычного порядка вгоняет их в ступор.
Они не могут анализировать ситуацию, не могут рисковать, не могут взять на себя ответственность.
Ведь вся их предыдущая карьера была построена на прямо противоположных принципах.
И в этот момент система, так долго и тщательно избавлявшаяся от умных и талантливых, вдруг с ужасом осознаёт, что ей не на кого опереться.
Это универсальный закон истории.
Любая империя, любая цивилизация начинала свой путь к упадку именно с того момента, когда её элита переставала обновляться и превращалась в замкнутую касту, озабоченную лишь сохранением своих привилегий.
Механизм отрицательной селекции начинал работать на полную мощность, и через несколько поколений у власти оказывались выродившиеся потомки великих предков, не способные справиться с вызовами времени.
Идеальным примером такой системной деградации является Османская империя и её институт «Кафес» («клетка»).
Если ранние султаны приходили к власти в жестокой, но эффективной борьбе, то позже потенциальных наследников (шехзаде) стали пожизненно запирать в специальных павильонах дворца.
Они жили в роскоши, но в полной изоляции от реального мира, без образования и опыта управления.
Когда один из них всходил на престол, он был абсолютно не готов к власти, слаб и легко управляем придворными кликами.
Система целенаправленно производила некомпетентных правителей, чтобы сохранить власть бюрократии и янычар, что и стало одной из главных причин многовекового упадка империи.
Как заметил британский историк Сирил Норткот Паркинсон, «организация, в которой все достигли уровня своей некомпетентности, не способна к развитию и обречена на гибель».
Трагедия отрицательной селекции заключается в её самоподдерживающемся характере.
Она, как раковая опухоль, разрастается, пожирая здоровые ткани организации.
И остановить этот процесс невероятно сложно. Для этого требуется либо мощный удар извне, который разрушит всю старую систему, либо воля одного человека наверху, который поймёт губительность этого пути и начнёт «положительную селекцию» — целенаправленный поиск и продвижение лучших.
Но для этого ему придётся пойти против всей системы, которую он возглавляет, и опереться на тех самых «умников», которых система так боится.
А на это способна лишь по-настоящему сильная личность, а не тот продукт невроза, который обычно и оказывается на вершине.