DayTimeNews.RU
– Ты – революционер, – не то спрашивает, не то утверждает дама интеллигентного вида, гладя большого белого пса. – Ты пришел к нам на революцию. Ты хорошая собака.
Хорошая собака время от времени вздрагивает. Рука дамы ей, безусловно, приятна – в отличие от звука болгарки, с помощью которой пятеро мужчин неподалеку подпиливают опоры черного металлического забора.
«То ли в том, то ли уже в этом году» – отвечают здесь на вопрос, когда вокруг комплекса правительственных зданий в Сухуме появился этот самый забор. В любом случае – при Аслане Бжания, президенте Абхазии с 2020 года.
Прошлые президентские выборы, где Бжания соперничал с Раулем Хаджимбой, также сопровождались волнениями. Точку – победил претендент, а Хаджимба уступил – тогда поставил суд. Сейчас до ближайших выборов в Абхазии всего лишь несколько месяцев, ориентир – февраль 2025 года. Отсюда – один из наиболее частых вопросов от противников протеста: «Почему было не дождаться голосования следующей зимой, не прибегая к незаконным действиям?». Поскольку захват администрации президента, Народного собрания и кабинета министров безусловно относится к таковым.
Впрочем, даже протест против инвестиционного соглашения между Россией и Абхазией, которое накануне событий должны были одобрить депутаты – четкий регламент на заход в республику, преференции для тех, кто вкладывает 2 млрд рублей и более, налоговые льготы – в последние дни захвата правительственных зданий ушел на второй план. Общественная дискуссия к тому времени в целом свелась к двум альтернативным вопросам: «Как можно ломать забор?» и «Зачем надо было его ставить?»
– Зато сразу понятно, кто за кого, – говорит дама, гладя белую собаку на прощание. В другой руке у нее большой герб Абхазии: золотой всадник с золотым луком. Из тех, что украшали собой секции забора, который продолжают обрабатывать все новыми и новыми болгарками.
Сухум, комплекс правительственных зданий. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
Всадников на руках у присутствующих – много. Сколько было на секциях забора, столько и есть.
* * *
– Поставили забор, чтобы не мешать парламенту принять решение, которое устраивает олигархов, – считает Гига, приехавший протестовать из Гагры. – А народ же не тупой.
– Кто сильно хочет сюда зайти, того забор не остановит. Что мы и наблюдаем, – констатирует Ахрик, Гигин друг и земляк. – Любой здравомыслящий человек сюда и так не пойдет. А если накипело, если народные массы возмущены очень серьезными – в нашем понимании – неправомерными действиями правительства против нашего государства…
– Хоть Иванов, хоть Сидоров, хоть Ткачев – такие условия неприемлемы для нас, для народа, – продолжает Гига. Первые две фамилии нарицательны, а третья – вполне конкретна: Александра Ткачева – бывшего губернатора Краснодарского края, экс–министра сельского хозяйства РФ, нынче крупного агробизнесмена в свободное от государевой службы время – многие в Абхазии считают бенефициаром соглашения о защите российских инвестиций.
– Некуда деньги девать, хочешь вложиться – приходи, разговаривай с людьми, с гражданами нашей страны, – предлагает Гига. – Нефти у нас нет, газа нет. У нас есть субтропики, климат, побережье – наши нефть и газ, бюджетообразующие составляющие, принадлежащие всем. Не мне, не тебе, никому в отдельности. Только народу всему нашему. Хочешь строить – договаривайся, чтобы твой интерес и интересы народа пересекались.
– Нормально можно договориться, – уверяет Малхас, «а для тебя можно Миша». У Миши–Малхаса есть десять соток земли: «Не у моря, не повезло – но хорошая земля». А денег что–то на ней сделать – нету. Точнее, не было.
– Пока, – говорит Миша, – не приехал мой товарищ из России, с которым я учился в институте. У него есть деньги. Построил на моей земле… ну, скажу так: что–то хорошее.
Сухум, комплекс правительственных зданий. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
Речь идет об очередной мини–гостинице – одном из основных средств курортного заработка Абхазии. То есть в отсутствие, к примеру, абхазской промышленности – заработка вообще.
– За строительство ни он мне не должен, ни я ему не должен, – говорит Миша. – А прибыль мы делим ровно пополам.
Принцип «Ему хорошо, и мне хорошо» он одобряет всячески.
– А вот такое «все сделаю сам, выкуплю землю, а пока завезу стройматериалы и буду строить – ноль [налогов] буду платить, и потом восемь лет тоже ничего платить не буду…» Такие преференции у нас и для собственных граждан не делаются. Почему их надо делать для буржуев? – спрашивает в данном случае Малхас, то есть человек безусловно абхазский.
– Мы к российскому народу очень положительно относимся. У меня родственников полно [в России], друзей полно, и у всех у нас так, – говорит Ахрик, приехавший из Гагры вместе с Гигой. – Никто в протесте нашем не имеет в виду народ российский, людей российских. Не направлено это на тебя, на друзей твоих, на детей, на родителей, дай им Бог... А буржуи – когда последний раз были в поликлинике, в которую мы с тобой ходим? В метро ваше – когда они спускались последний раз? На уровне людей никто из них давно не был. Небожителями себя ощущают. Нет, это неправильно в корне. Они вообще не понимают, что нам надо, а чего нам не надо. Пришел, увидел, закупил; так тут не получится в любом случае. Так и передайте [ушедшему в отставку президенту Аслану Бжания], если опять его увидите.
* * *
– Это же вы с ним вчера говорили? – уточняет Инал, поправляя ремень автомата. Оружия у захвативших правительство много. Но не сказать, чтобы по большей части огнестрельное. У тех, кто разместился в правительственных коридорах и кабинетах, куда чаще можно увидеть цепи – вроде тех, которыми обматывают шины грузовиков на горных дорогах зимой – и биты на манер бейсбольных, только поменьше и поудобнее.
Обычаи и традиции Абхазии – предполагающие, что в каждом здешнем доме по умолчанию есть что–то армейское и нарезное – никто, конечно, не отменял. Но во–первых, говорят революционеры, «протест мирный, то есть автомат на каждом первом не нужен, брат». Во–вторых, оружие может выстрелить. Как на это отреагируют «с той стороны», то есть пропрезидентские силовики, которые где–то же да есть – никто заранее не скажет. А множить список пострадавших – «пять или восемь в первый день потолкались неудачно, в больницах лежат, выйдут скоро» – охоты нет ни у кого.
– Мы достаточно тактично стараемся, чтобы без крови, без ничего, – говорит Марат. Судя по повязке – тоже из «потолкавшихся», но более удачно. – Даже наши спецслужбы против народа не идут. Мы их видим, у нас ведь все всем родня или даже знакомые. Но даже когда накаляется [ситуация], они не берут в руки ничего такого, что может сломать человеку ногу или голову. В ход такое не идет…
Как бы то ни было, едва ли не последнее большое интервью, которое Аслан Бжания дал в качестве главы страны, за день до его отставки вышло в газете ВЗГЛЯД. И очевидно, что материал привлек внимание по крайней мере одного вооруженного противника президента Абхазии.
– А хороший разговор, – продолжает Инал. – Не потому что я со всем согласен. Совсем не со всем. Но вот про это соглашение, извиняюсь, чтоб его – он конкретные вещи говорит. Обсуждаемые вещи. Вам – говорит. А нам, народу – не говорил.
– То есть, если бы президент Бжания объяснил свою позицию по договору о российских инвестициях заранее…
– Я бы все равно вышел [протестовать], – прерывает Инал. – Мне не нужны богачи, которые на мне сидят и ножки свешивают. Российские, абхазские, любые не нужны. И я не люблю, когда без подробного обсуждения такие вещи в парламент несут. Но это я. А спросил бы Бжания людей – и кто знает, скольких бы убедил? Да, уже ведь никто не узнает, поздно узнавать…
– Потому что с людьми разговаривать надо вовремя, – присоединяется сидящий рядом с Иналом оппозиционер, откладывая кусок пиццы в коробку. Разнообразная уличная еда, вода и – чего греха таить, иногда и другие бутылки уже несколько дней занимают длинный стол в зале заседаний на втором этаже. Рядом с ним постоянно два–три десятка проголодавшихся.
– На все это не стоит обращать внимание, – советует едок пиццы. – Придет время – мы все и сразу уберем, обещаем.
Что характерно, уборку оппозиционеры провели уже на следующий день – когда стало ясно, что переговорам с представителями Аслана Бжания быть.
* * *
На балкон зала заседаний Народного собрания выносят небольшой рояль. Уличное фортепиано для протестующих – классика западных методичек по производству «цветных революций», от Кавказа до киевского Майдана. Впрочем, есть несколько отличий от привычных майдан–технологий. Во–первых, балкон – все же не гуща народных масс, как в предыдущих случаях. Во–вторых, инструмент электронный, то есть без розетки – никак; «И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренние» – услужливо всплывает цитата из советского Жванецкого.
В–третьих, на крышке рояля стоят два флага – абхазский и российский.
Сухум, комплекс правительственных зданий. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
– Если у нас цветная революция, то в цветах вашего триколора, – смеется Эльбрус, владелец небольшой гостиницы. – Если бы это [инвестиционное соглашение] было надо правительству России – мы бы сказали «да».
– Даже при том, что соглашение не кажется справедливым для тех, кто пошел на захват власти?
– Нам было бы больно, но Россия дороже, – рассуждает Эльбрус. – Она все эти годы нас кормит – дотациями [более 5 млрд рублей, около половины бюджета Абхазии. – Прим. ВЗГЛЯД], приезжими отдыхающими, которые деньги оставляют… Не ради же этого забора мы строили государство в Абхазии? [Бжания] поставил забор, закрылся, звонит в Москву и говорит: «Те, кто подходят к забору с той стороны – против России». И принимает решения, которые нужны олигархам. Вот это мы одобрить не можем никак.
* * *
– Например, я депутат, – предлагает ситуацию оппозиционер Рустам. Не депутат, но – по собственному представлению – уполномоченный от товарищей. Вскоре после того, как были назначены переговоры, оппозиционеры решили, что для разговора со спецкором газеты ВЗГЛЯД им необходим не менее специальный человек из их рядов. Рустама нашли в кабинете, где ранее квартировал отдел кадров президентской администрации, и отрядили на второй этаж – излагать позицию. Не столько политическую, сколько народную – тех, кто оказался в правительственном комплексе по призыву абхазской оппозиции.
– Я, допустим, депутат. Меня избрали люди, – продолжает уполномоченный. – Чтобы принять какое–то судьбоносное решение, я, депутат, должен прийти к людям и сказать: «Ребята, братья мои. Как вы считаете, как надо?» Свое мнение я на кухне жене скажу. А голосовать [в Народном собрании] надо так, как мне люди скажут. Люди видят всех – и друзей, и врагов.
Врагами России Рустам считает прежде всего олигархов:
– Они – враги ваши. И только потому враги Абхазии. Пусть никто никому не крутит мозги: и власть, и оппозиция, и все жители Абхазии – за Россию. Все остальное – вражеские происки. Ни турок, ни грузин, ни американцев – никого здесь и рядом нет.
Посмотрите: флаги России и Абхазии у нас рядом – и на древках, и в руках. Для Абхазии Россия – реально спасательный круг.
– Без вариантов, без влияний со стороны западных партнеров?
– НКОшники, иноагенты – да, в Абхазии они есть, – подтверждает Рустам. – Человек сто, получающих деньги с той стороны, не из России. Они умные, начитанные. Поэтому Европа, Запад подобрали их еще в те времена, когда Россия никого не могла подобрать. Но Европа и Запад не признают Абхазию. А Россия – признала. Поэтому этих умных и начитанных, если что, мы за две секунды на место поставим. Есть абхазский народ, который дружит с Россией, принимает всех россиян – отдыхающих, не отдыхающих, всех. А больше здесь – среди сознательных людей – никого и нет.
Чуть позже Рустам считает необходимым вновь подчеркнуть «наличие продажных шкур среди нас» – не среди протестующих, а в целом.
– Те, которые, если Запад предложит хорошие деньги, повернутся против России. Не те, которые Запад платит им сейчас – а реально хорошие, большие деньги, – прогнозирует он. – Предавший собственный абхазский народ предаст и нашу дружбу с Россией. Но оппозиция, собравшаяся здесь – не против России. Она против этого президента [Бжания], который тоже не против России. Но он не спросил, чего хочет абхазский народ в самой Абхазии и для самой Абхазии.
Судя по всему, уполномоченный Рустам постепенно подбирается к сути протеста.
– Мы выступаем против соглашения, где так называемый инвестор получает буквально все – и он годами не платит ничего, – говорит он. – Да, местные русские инвесторы, уже пришедшие, жалуются, что их ущемляют. Ну так услышь их, если ты власть. Поставь на ноги МВД. Убери негодяев, которые есть при любой власти. Убери наркоманов. Сделай так, чтобы люди нормально, законопослушно ездили по дорогам. Абхазцы – законопослушный народ, я уверен в этом. Просто никто никогда добровольно аккуратно не будет ездить, никто и никогда не будет добровольно и аккуратно платить налоги. Надо сначала заставить. А потом превратить это в культуру поведения. Если никто не требует нормально ездить, нормально платить налоги – как это вырастет само собой?
– Вмешаюсь, – говорит проходящий мимо оппозиционер. – Перед тем, как что-то требовать у народа, надо ему дать что-то.
Сухум, комплекс правительственных зданий. Фото: Юрий Васильев/ВЗГЛЯД
– Согласен, – говорит Рустам. – Но народ согласен даже на то, чтобы на его глазах [представители власти] готовили почву к тому, чтобы ему что-то давать. Народ увидит, что у власти есть такое желание: дать. А сразу деньги для того, чтобы дать их людям, не берутся из ниоткуда. Сначала их надо собрать. В том числе – из налогов...
Машина времени, абхазский вариант. Тот, кто оказался в центре Сухума рядом с Рустамом и товарищами, его уполномочившими, с легкостью погружался в атмосферу политэкономических дискуссий почти 40–летней давности. Пияшева, Нуйкин, Заславская, Ципко и другие политэкономические гуру времен перестройки – живые и покойные – чувствовали бы себя как дома в коридорах между разгромленными кабинетами в центре Сухума. Даже три десятка лет вполне рыночных – хоть и во многом стихийных – взаимоотношений внутри Абхазии едва ли могли сделать рассуждения абхазских оппозиционеров менее перестроечными по сути.
И, как в СССР несколько десятилетий назад, мало кто на минувшей неделе в Сухуме думал, чем это может окончиться для страны как таковой.
– С Божьей помощью все будет хорошо, – развеивает сомнения уполномоченный Рустам. – А Бог на нашей стороне.
* * *
– А вот на Красной площади около администрации вы тоже снимаете свободно? – строго спрашивает человек в камуфляже, фасоном и расцветкой схожем с формой Государственной службы охраны Абхазии.
Объяснять человеку, что администрация президента России находится вовсе не там, где он предполагает, практического смысла не имеет. Как и спрашивать, где он и его коллеги по службе были несколько предшествовавших дней.
Накануне утреннего разговора со строгим сотрудником случилась последняя ночь нынешнего политического противостояния в Абхазии. Итог – в целом тот, который ранее в беседе с газетой ВЗГЛЯД предполагал Аслан Бжания. Президент ушел в отставку, передавая власть своему же вице-президенту Бадре Гунбе. Оппозиция, немного постреляв на радостях от победы в ночное небо, организованно освободила здания. Разве что премьера Александра Анкваба нынешним властям сохранить не удалось; по настоянию оппозиции правительство принял Валерий Бганба, возглавлявший абхазский кабмин как раз до Анкваба.
В остальном же кризис в Стране души – так называют Абхазию ее жители – разрешился как в той волшебной книге про Страну чудес: «Победили все, и все получат призы». Далее – режим ожидания зимних выборов, куда собираются выдвинуться и Бжания, и представители оппозиции.
Расклад – как минимум не скучен. За экс–президентом – репутация политика, не допустившего кровопролития и оставившего пост ради мира на абхазской земле. А также приглашение от Владимира Путина на 80-летие Победы в Москву – в личном качестве, невзирая на любые итоги выбора жителей Абхазии. За оппонентами Аслана Бжания – успешная демонстрация силы, физической и не только, учитывая отзыв спорного соглашения. А декларации любви к России – как все еще необходимое условие для существования в абхазском политическом поле – звучат с обеих сторон. Равно как и обвинения друг друга в неискренности пророссийских устремлений.
Впрочем, в любом случае – не антироссийские же. И на том спасибо.
* * *
– Пост сдал, – сообщает протестующий Тамаз, вынося из парламентского подъезда раскладушку и укладывая ее в багажник внедорожника.
Хороших машин в Сухуми много; чем лучше машина – тем больше вероятность, что происхождение авто не вполне соответствует требованиям для въезда на нем за границу Страны души. Хоть в Россию, хоть в Грузию. Тамаз, впрочем, и сам не стремится ни туда, ни туда, ни куда–либо еще.
– Не та… абиография, понимаешь, – немного нарочито подчеркивает он особенности абхазского словообразования. – До нескорого, надеюсь. А если скорого, то не здесь.
Джип берет разгон и останавливается через квартал у ближайшего аресторана. К стоянке напротив парламента подъезжают депутаты Народного собрания – принимать отставку президента Бжания. Пока депутаты проходят внутрь, вокруг здания появляются дворники. С метлами – зелеными, из веток здешних субтропических растений. На газонах и дорожках штабелями уложены черные секции забора, так что метлам приходится лавировать.
Никто из сотен людей, кто почти неделю удерживал правительственные здания в столице Абхазии, насладиться победой не пришел. Чуть поодаль, в кофейне на черноморской набережной – знаменитой сухумской Брехаловке – над смартфоном с новостями зависли лишь за одним из столиков. За остальными – разговор о следующем курортном сезоне, стоимости стройматериалов, а также о видах на цитрусы и хурму.
Как у Пастернака в финале «Вакханалии»: «На кухне вымыты тарелки, никто не помнит ничего».
Теги: Абхазия , специальный репортаж
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: