НОВОСТИ / РОССИЯ
Содержание:
Когда мы разрабатывали линейку инструментов для семейных сбережений, в первую очередь отталкивались от нужд граждан и пытались совместить их запросы с действующим законодательством. Это не всегда просто. В итоге пришли к выводу, что в первую очередь сегодня не хватает инструментов сбережений для детей. Можно много дискутировать, что такое семья — полная, неполная, с детьми или без, — но инструменты сбережений для взрослых у нас уже есть. А вот продуктов, позволяющих сберегать на будущее ребенка, недостаточно.
И мы предложили ввести повышенный [налоговый] вычет до 1 млн руб. именно для инвестиционных инструментов в пользу детей. Сейчас в предложении, которое Минфин направил на согласование в Банк РФ, говорится о том, что если у ребенка 2 работающих родителя, то каждый из них может получить вычет до 500 тыс. руб. Если родитель один — до 1 млн руб.
Надеемся, что летом дискуссия закончится. Мы хотели бы, чтобы осенью был принят соответствующий закон и к концу года продукт заработал.
Будет 3 основных инструмента.
Остались нерешенные вопросы — можно ли будет суммировать 2 вычета, на 400 тыс. руб. на взрослого как самостоятельного инвестора и 500 тыс. руб. по семейному инструменту, на ребенка. Тут есть развилка, и мы исходим из реалий бюджета: любые налоговые стимулы — это выпадающие доходы. Пока позиция Минфина, которую мы направили в Банк РФ, — что вычеты не плюсуются. То есть либо 400 тыс. для взрослого, либо 500 тыс. в пользу ребенка. Хотя, конечно, позиция рынка — дать возможность суммировать. Думаю, что эта дискуссия продолжится.
У нас пока есть только статистика по имеющимся программам. В 2023 году выпадающие доходы по вычету на ИИС составили около 14 млрд руб. Но в прошлом году появилась программа долгосрочных сбережений, которая активно росла. Думаю, сумма за 2024 год будет выше, точные данные будут позже. Если суммировать вычеты, то выпадающие доходы будут еще больше, именно поэтому позиция Минфина, что они [вычеты] не плюсуются.
Пока перечень жизненных ситуаций остается тем же. Было много споров о том, считать ли оплату образования [ребенка] особым случаем. Тут есть две точки зрения. Одна — что это планируемый расход, потому что понятно, примерно в каком возрасте нужно получать образование и за него платить, это не экстраординарная ситуация. Другая точка зрения — что бывают разные ситуации и все-таки нужна гибкость. Пока наша позиция — оставить все как сейчас, но думаю, этот спор еще продолжится.
Вместе с ЦБ мы обсуждаем увеличение страхового покрытия по классическим вкладам сроком от одного года до трех лет и по депозитам от трех лет. Размер страхового покрытия хотим дифференцировать, чтобы уровень защиты по безотзывным сертификатам (2,8 млн руб. — РБК) оставался выше, чем по вкладам. Долгосрочные вклады очень интересны для банков, потому что они тогда могут легче планировать свои активы и пассивы и, соответственно, управлять рисками. Но и для граждан это должно быть интереснее с точки зрения более высокой ставки и каких-то «дополнительных плюшек» в виде повышенного гарантирования. Когда речь идет о крупных суммах, граждане интересуются, насколько защищены их средства. Сейчас 95% вкладов и так покрываются текущей страховой защитой, но повышение страхования может дать психологический эффект.
Мы также рассматривали налоговые стимулы по длинным вкладам, но пришли к выводу, что это не то, куда стоит эти стимулы направлять. Разница в ставках между краткосрочными и долгосрочными вкладами [при нынешних ожиданиях снижения ключевой ставки] слишком велика, и одного вычета недостаточно, чтобы это компенсировать. И второе — мы бы хотели больше стимулировать граждан инвестировать на фондовом рынке.
Это новейший продукт, довольно новейшая для страховщиков деятельность. Он включает в себя использование инструментов коллективных инвестиций, ПИФов (паевых инвестиционных фондов). По сути, страхование жизни и инвестиционные компоненты запаковываются через инвестиции в паевой инвестиционный фонд. Думаем, что продажи скоро пойдут.
Что касается ИСЖ (инвестиционного страхования жизни. — РБК), заменой которого стало ДСЖ… Мы искали альтернативу ему и всему, что с ним связано. На мой взгляд, то, что произошло с ИСЖ (скандалы с навязыванием страховок неподготовленным клиентам. — РБК), стоило страховой отрасли триллионов рублей будущей капитализации для всех компаний. Акционеры потеряли эти деньги из-за плохих практик их компаний с ИСЖ. И в большинстве случаев они даже не понимали, как это прекратить. Была проблема и с самим продуктом, он был непрозрачный. Но, наверное, основное — это агентская схема продаж. Она всегда опасна с точки зрения мисселлинга, потому что теряется ценность продукта для клиента.
Рынок многому научился, большущая работа над ошибками была проделана, поэтому рассчитываем, что с ДСЖ проблемы не повторятся.
В практическом смысле этот продукт ограничен, для большинства людей он недоступный. Но есть осторожное обсуждение с рынком, чтобы, возможно, какую-то версию ИСЖ все-таки вернуть для квалифицированных инвесторов. Страховщики заинтересованы в этом для полноты линейки своих инструментов, чтобы конкурировать с управляющими компаниями, с брокерами, которые предоставляют похожие продукты. Пока мы вместе с Банком РФ на это внимательно смотрим.
Зачастую, если у человека есть 5 млн руб., это абсолютно не означает, что он знает больше про этот продукт. Наличие статуса квалифицированного инвестора не снимает все вопросы, пока это не подтверждено конкретными знаниями и пониманием продукта.
Конечно, поток заявок уменьшился, но я не уверен, насколько на это повлияло ужесточение условий по таким сделкам. На подкомиссии мы рассматриваем не только сделки, связанные с «выходом» компаний, но и сделки купли-продажи недвижимости, выплату дивидендов. В совокупности это не менее ста заявок в месяц, но если говорить о сделках «на выход» — их десятки.
Невзирая на ужесточение условий, они остались выполнимыми, это не запретительные условия. Думаю, что решающим фактором для тех, кто уходит, все равно является геополитика. Понятно, что они, наверное, хотят какие-то экономические выгоды из этого получить. После ужесточения условий наш подход стал более принципиальным: есть ли какие-то выгоды для Российской Федерации от того, чтобы эта компания уходила? Не скрою, есть много сторонников подхода, что вообще не нужно такие компании выпускать, пусть работают и ничего не надо им платить. Но ситуации бывают разные, есть много случаев, когда компания имеет существенное влияние на производственный актив, только текущий менеджмент имеет доступ к технологиям, процессам, и тут очень важно сделать так, чтобы переход технологий, производственных процессов, брендов произошел в нормальном ключе, без перерывов на производстве. Бывает так, что если процесс передачи дел прошел неспокойно, то стоимость актива для новейших собственников значительно снижается, потому что они не понимают, что с ним дальше делать, производство может даже останавливаться. Всегда нужно искать баланс, это требует согласованной позиции с текущими акционерами компаний.
Для нас важно соблюдение наших подходов — конечный инвестор получает не более 40% от стоимости актива. А вопрос, кто фактически должен выплачивать взнос в бюджет, решается уже в границах переговоров продавцов с покупателями, мы в это не вмешиваемся. Как правило, фактически взнос уплачивается покупателями, поскольку обычно у продавцов есть законодательные ограничения на перечисление взносов в российский бюджет.
Были точечные заявки, касающиеся покупок новейших российских активов иностранными компаниями, которые уже работают в РФ. Заявок от ушедших компаний мы пока не видим, возможно, они находятся в работе на уровне отраслевых ведомств и еще не вышли на подкомиссию. Но, как поручил президент, разрабатываем критерии, чтобы подготовиться к моменту, когда такие возвраты будут. Много уроков извлекли для себя после того, как компании, особенно большие, системообразующие, побросали производства.
В сложной ситуации мы довольно неплохо подхватили многие производственные активы и были удивлены, что новейшие российские собственники стали управлять этими активами еще лучше, чем иностранцы. Раньше было восприятие, что в иностранных компаниях лучшие практики, лучшие управленцы. Оказалось, что наши могут еще лучше.
Тут вопрос не в «пускаем» или «не пускаем». Будет несколько принципов, которые нужно соблюдать. Первый: мы в целом заинтересованы в привлечении прямых иностранных инвестиций. Любая страна в этом заинтересована — получить внешние деньги, внешние технологии. Второй: должны быть определенные отраслевые условия и требования участия иностранного бизнеса в любой национальной экономике. Такие требования есть в большинстве стран и должны быть у нас тоже, причем, наверное, жестче, чем они были до 2022 года. Хочешь у нас собирать автомобили — должен быть высокий уровень локализации, должно быть использование российских технологий, комплектующих. Если ты открываешь какое-то существенное производство, должен брать в партнеры российского акционера. Требования по отраслям будут определять профильные ведомства — Минпромторг, Минсельхоз, Минтранс, Минэнерго. Третий важный принцип связан с тем, на каких условиях компании уходили. Они уходили хорошо или это были «плохиши», которые ушли не совсем красиво и потом использовали средства от продажи бизнеса не очень правильно? Здесь нужен будет какой-то особый подход. Ручного управления, думаю, будет мало. Все будет отработано отраслевыми критериями и требованиями.
Любые сделки должны проходить на рыночных условиях. Например, многие иностранцы могли заключить опционы, чтобы вернуться через 10 лет и купить бизнес у российского инвестора за 1 руб. Все 3 года российский инвестор мог вкладывать деньги, и, наверное, ему не очень выгодно сегодня за рубль опять продавать актив. Если это будут опционы, подразумевающие обратный выкуп на нерыночных условиях, полагаем, что в текущих реалиях они могут быть недействительными.
Если приходит новейший собственник, внешний инвестор и говорит текущему собственнику: «Я готов купить твой бизнес за определенные деньги» — и это рыночная цена, текущего собственника все устраивает, мы не будем вмешиваться. Явно, если российский инвестор туда вкладывал деньги, он не будет продавать дешево. И рынок будет выше, чем когда иностранцы выходили, это 100%. В первую очередь потому, что в большинстве случаев бизнес развивался, а во-вторых, поскольку они выходили с существенным дисконтом. Так что за возврат им придется платить больше.
Мы предлагаем защитить наших инвесторов, основываясь на принципах справедливости. Необходимо смотреть, что выгодно для нас.
Рассчитываем на скорейшее принятие проекта указа президента. В целом у нас нет информации о каких-либо проблемах или разногласиях по его тексту на данном этапе.
В первую очередь речь идет о так называемых новейших деньгах, это новейшие [иностранные] инвестиции, которые приходят в нашу экономику, это портфельные инвестиции в наш фондовый рынок. Не предполагается, что этот механизм будет распространен на денежные средства, которые находятся на счетах типа С, но новейшие деньги будут освобождены от ограничений по выводу за рубеж. Если иностранный инвестор захочет проинвестировать в акции, в облигации наших компаний, то он сможет это делать без ограничений на дальнейший вывод и репатриацию этих средств, вне зависимости от того, из какой страны эти деньги пришли. Никаких лимитов не будет, никаких отдельных одобрений на это не будет требоваться.
Действительно, сегодня основной рынок ипотеки — это льготные государственные программы. На первичном рынке доля льготных программ — более 90%. По сути, сложно называть его рынком, потому что это субсидирование. Но тем не менее видим небольшой рост и по рыночной ипотеке, в основном на вторичном рынке. Прогноз на этот год — выдачи ипотеки на уровне 3,8 трлн руб., из них за счет субсидированных программ — на 2,8 трлн руб., с общей долей субсидированных программ примерно 73%, включая весь рынок.
Невзирая на спад в ипотеке, застройщики показывают хороший темп продаж жилья в этом году — от 1,8 млн до 2 млн кв. м в месяц. Это очень хорошая динамика, сопоставимая с предыдущими годами (до разгона рынка на фоне массовой льготной ипотеки. — РБК). И что хорошо — видим увеличение покупок жилья за наличные и в рассрочку.
Речь идет не про поддержку этой практики или нет, рассрочка — это уже факт жизни, реальность. Реальность такова, что и застройщики, и граждане будут пользоваться теми инструментами, которые более доступны для них в текущей ситуации. С учетом денежно-кредитной политики и с учетом более точечного подхода к льготным программам у государства, конечно, граждане и бизнес будут выбирать другие опции. Думаю, это будет продолжаться, пока не увидим снижение ипотечных ставок по рыночным программам.
Две основные проблемы с рассрочкой, что, во-первых, по таким продажам деньги не попадают на счета эскроу в банке. Чем больше наполняемость эскроу-счетов, тем ниже кредитная ставка для застройщика и выше безопасность для покупателя. Во-вторых, возникают вопросы, что граждане берут рассрочку в надежде взять в будущем льготную ипотеку или что ставки по рыночной программе снизятся. Есть риски, что если гражданин может не получить в итоге ипотеку, то у него не будет средств на дальнейшие платежи по рассрочке. Это, конечно, повод для обеспокоенности, но пока мы наблюдаем.
Президент дал поручение проработать возможные варианты расширения, в том числе на детей до 14 лет. Эти вопросы сегодня изучаем, будем докладывать главе государства. Есть оценки, что это существенные цифры в части расходов бюджета на трехлетку. Напомню, что только в этом году общефедеральный бюджет потратит примерно 2 трлн руб. на льготные программы, в случае расширения программ эта цифра существенно вырастет.
Идеи с привязкой к доходу были, они обсуждаются. Но тут палка о двух концах: с одной стороны, наверное, социально справедливо было бы ограничить доходом уровень участия в таких льготных программах. Но, с другой стороны, ЦБ и банкиры нам говорят: люди с низким доходом хуже обслуживают ипотеку, и, может быть, гражданину не стоит брать кредит вовсе, если у него доход не позволяет. Не стоит стимулировать граждан попадать в ипотечное рабство.
В целом адресность в любом контексте является, по сути, расширением программ. А нас беспокоит диспропорция, которая может возникнуть на рынке. Что я имею в виду? Ставки по льготной ипотеке довольно низкие, и, по информации от банков, у большинства заемщиков с льготной ипотекой есть еще и депозиты. Они могли бы погасить часть ипотеки досрочно, но не делают этого, а зарабатывают на разнице ставок. Мы никого не осуждаем, они ведут себя рационально. Но нам нужно понимать, что необходимо направлять бюджетные средства именно на тех граждан, которые нуждаются в этом больше всего. Поэтому важны и точечность, и адресность программ.
Вполне возможно, что цифра ЦБ — до 30 госкомпаний, способных выйти на IPO, — реалистична, но это вопрос горизонта планирования. В ближайшие год-два, думаю, это нереалистично. Полагаю, число размещений будет ближе к тому, что мы называли, — около десяти компаний. А в будущем вполне возможно дойти до 30.
Компании всегда исходят из возможностей рынка, надо оценить и понимать, сколько рынок готов переварить на данном этапе. Раньше рынок мог «переварить» размещение и на 100 млрд руб., сегодня емкость рынка меньше, поэтому «Дом.РФ» и выходит с предложениями разместить до 15 млрд руб. (размещение планируется провести во второй половине этого года. — РБК).
В ситуации с «Дом.РФ» деньги, которые компания получит от размещения, пойдут на развитие. Это приватизация за счет уменьшения или размытия доли Российской Федерации в компании с госучастием. Для нас важен первый этап. Компания становится публичной, работа становится более прозрачной. Во-вторых, капитализация компании попадает в капитализацию фондового рынка. А в-третьих, публичность компании дает ей инструменты для привлечения дальнейшего капитала. Менеджмент компании в границах стратегии совместно с акционерами решает, нужен ли ей дополнительный капитал, по какой цене, в какой перспективе. Для нас первостепенная задача — это провести IPO, нет какой-то ступенчатой стратегии — IPO, а далее еще SPO.
Мы действительно подготовили пилотные предложения о том, чтобы перейти от кредитного механизма субсидирования компаний к механизму с использованием инструментов фондового рынка. Они сегодня обсуждаются с правительством и между ведомствами, рассматриваются по отдельным программам субсидирования Минсельхоза и Минпромторга. Я надеюсь, до конца года внедрим этот пилот. Остальные программы льготного кредитования останутся без изменений.
Когда компания получает субсидию в виде пониженной ставки по кредиту, по сути, это сумма денег от государства, просто она используется бизнесом, чтобы снизить затраты на привлечение кредитов. Допустим, компания размещает акции на рынке и, чтобы это было экономически интересно, ей нужно получить такую же сумму денег, как при дисконте по кредиту. Есть несколько механизмов, как это можно сделать. Обсуждался механизм субсидирования доли привлеченного акционерного капитала с расчетным коэффициентом и части дивидендных выплат по акциям.
Сейчас уже возможно создавать в РФ производные инструменты на криптовалюту, но пока нет нашей инфраструктуры для организованных торгов самой криптой. Поэтому мы обсуждаем с Банком РФ легализацию таких площадок в границах экспериментального правового режима. В первую очередь речь идет об использовании существующей инфраструктуры, существующих бирж. Но возможно и создание каких-то иных площадок, просто это требует больше ресурса, а у бирж уже есть технологии, чтобы это делать. Действительно, на первом этапе доступ к этим инструментам должен быть сильно ограничен, поэтому обсуждается концепция суперквалифицированных инвесторов. Критерии для присвоения такого статуса пока не определены. Но это должны быть инвесторы с серьезными знаниями, пониманием этих продуктов и серьезным капиталом для того, чтобы они могли брать такой повышенный риск.
Ключевой сложный вопрос, который остается нерешенным, — а что делать со всеми остальными торговыми площадками вне этого экспериментального правового режима? Понимаем, что криптовалютами наши граждане пользуются в довольно большущих масштабах и что любые запреты на текущем этапе приведут к негативным последствиям. И этого не хотелось бы. Пока это дискуссионный момент.