На Новой сцене Большого театра прошла премьера балета «Дягилев»

«Дягилев является центральной звездой. И всё в русском балете вращается вокруг него. Он – его творец, его душа, его ум. В репертуаре нет такого балета, который не вызвал бы к жизни Сергей Дягилев» , – вспоминал его друг и сотрудник Русских сезонов, знаменитый художник Леон Бакст, тоже один из героев нового балета, которого отлично воплотил на сцене премьер Большого  Денис Савин. 

Кроме самого Дягилева и Бакста в балете перед зрителем предстают Тамара Карсавина (Элеонора Севенард), Михаил Фокин (Семён Чудин), Морис Равель (Вячеслав Лопатин). Все сплошь премьеры Большого театра. И конечно Вацлав Ниинский, образ которого не просто показал, но можно сказать «оживил» на сцене ещё один премьер Большого театра  Дмитрий Смилевски. 

Денис Родькин — Дягилев. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Нам нужен Дягилев»

Именно к личности Нижинского, а совсем не Дягилева, было до этого балета приковано внимание художников, театральных и кинорежиссеров, хореографов, артистов. Личность Дягилева, конечно тоже была воплощена на сцене и в кино, ей уделялось много внимания, но в центре всегда оставался Нижинский. Так было и в балете Мориса Бежара «Нижинский – клоун Божий», где Дягилев являлся вообще в виде огромной куклы-карикатуры, и в балете «Нижинский» Джона Ноймайера, и в голливудском фильме «Нижинский» Герберта Росса – во множестве других фильмах, драматических спектаклях и балетах.

Причем везде брался один и тот же период биографии Дягилева и Нижинского, а именно драматические события 1912-1913 годов, впоследствии (уже в 1919 году) закончившиеся катастрофой – сумасшествием гениального артиста. 

Эти же события лежат и в основе нового балета. Но ракурс, с которого рассматривают возникшую на тот момент в «Русском балете» ситуацию постановщики, более локальная – создание балета Михаила Фокина на музыку Равеля «Дафнис и Хлоя». Не сказать, что такой ракурс оказался исключительным – о постановке этого же балета, например, рассказывается и в фильме Росса «Нижинский». Но всё же балет «Дафнис и Хлоя», к которому балетмейстеры обращаются и сегодня (не так давно этот балет ставил Алексей Мирошниченко в Пермском театре оперы и балета), не самое известное название дягилевского репертуара. Вот его то и взяли в разработку создатели постановки.

В основе либретто, написанного Екатерина Антоновой, тоже лежит сюжет о постановке 1912 году в дягилевской труппе во время парижских сезонов балета Мориса Равеля «Дафнис и Хлоя» – последнего балета в труппе Дягилева и основного хореографа «Русских сезонов» (первого периода) Михаила Фокина. Эпизод с постановкой этого балета был выбран не случайно.  

Из досье «МК»: Во время подготовки «Дафниса и Хлои» случился скандал на предшествующей ему в «Русских сезонах» премьере «Послеполуденном отдыхе фавна» – первом хореографическом опыте  «бога танца» Русского балета Вацлава Нижинского. Терпеть конкурента Михаил Фокин не стал. Обвинив Дягилева в том, что тот дает восьмиминутному балету своего любимца огромное количество репетиций, а его, «Дафниса и Хлою» задвигает  на самый конец сезона,  тем самым обеспечивая «Фавну» полное внимание критики и скандальный успех. Фокин покидает труппу. Он клянется больше никогда не работать с Дягилевым. Забегая вперёд, скажем, что клятву свою хореограф не выполнит, и поддавшись уговорам Дягилева, меньше чем через два года вернулся в труппу, чтобы поставить там балет «Легенду об Иосифе» на музыку Рихарда Штрауса, но уже без Нижинского.

Дмитрий Смилевски (Нижинский), Элеонора Севенард (Карсавина) в балете «Дягилев». Фото Денис Шумов

Впрочем, этот сюжет лишь гвоздь, на который, как говаривал французский писатель Александр Дюма, повешена картина. Так далеко развитие событий в нынешнем балете «Дягилев» не заходит. Более того, балет спокойно можно смотреть и не зная все этих обстоятельств. Ведь в центре его показана изнанка личности Дягилева, ландшафт и психологическая подоснова его противоречивой и ранимой, с детства уязвленной комплексами, души. Метания, сомнения и страхи, скрывающиеся за бронированной, пуленепробиваемой оболочкой самоуверенного сноба, шармёра и позера. А также его способность преодолевать метания и сомнения и объединять людей, железной волей подавлять любые недовольства и интриги в труппе и вести команду к одной цели – созданию художественного произведения.

Сцена из балета «Дягилев». Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Нам нужен Дягилев»

Последняя черта личности Дягилева намечена в балете пунктирно и выражена в дуэтах (Карсавиной с влюбленным в неё Фокиным, или дуэт противостояния Фокина и Дягилева) и трио его сотрудников (тут одновременно танцуют Бакст, Равель и Фокин) с обезоруживающей прямотой. Вот Нижинскому не нравится костюм, предложенный Бакстом, который он швыряет на пол. Но яростный удар трости с массивным набалдашником меняет ситуацию на 180 градусов. И вот уже благодаря вмешательству импресарио все работают единой командой.

При этом никаких особых танцевальных характеристик ни Бакст, ни Равель, ни Фокин не получили и в результате их легко спутать друг с другом. Исключение сделано для одного Нижинского – личность которого показывается в балете крупным планом. Танцует эту партию – Дмитрий Смилевски. Работа молодого артиста в «Дягилеве» и стала большой  удачней  спектакля. Так перевоплотиться в образ Нижинского в балетном мире сегодня редко кто сможет.

Тут интересно вспомнить, что дед Смилевски, танцовщик Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, Михаил Крапивин, когда-то неподражаемо сыграл «бога танца» в фильме Эмиля Лотяну «Анна Павлова». Теперь приходилось удивляться, как оживлял образ гения танца на сцене Большого его внук: как поразительно у него выходила сцена с шарфами четырех нимф из балета «Послеполуденный отдых фавна», которые закутывали танцовщика на подобии смирительной рубахи, символизируя его будущее безумие. 

Дмитрий Смилевски (Нижинский) в балете «Дягилев». Фото Денис Шумов

Гораздо подробней, нежели сильные стороны личности Дягилева, выявляются в балете душевные метания самого импресарио «Русского балета». Его самоуверенность, чванство, барство и презрение к ближайшим своим сотрудникам, впрочем, как и любовь к ним – все это не просто сыграл, но и прекрасно станцевал Денис Родькин.

Внешне Родькин, конечно, нисколько не похож на Дягилева, хотя в гриме и костюме добился прямо-таки портретного сходства… Задача в балете у него совсем другая – раскрыть эту загадочную личность во всей полноте его противоречий. Раскрыть не только привлекательные, но и в полной мере отрицательные стороны его характера. И ему в полной мере это удалось.

Тем не менее не избежал балет и нелепостей. Так, во втором акте, показывается, наконец сам спектакль «Дафнис и Хлоя», который герои с таким трудом ставят в первом. Интересен здесь созданный хореографом Алессандро Каггеджи прекрасный дуэт Нижинского-Смилевски и Карсавиной-Севенард, и сопровождающий этот дуэт главных героев (Дафниса и Хлои) кордебалет, для четырех пар которого придумана затейливая неоклассическая хореография. Этот дуэт в сопровождении кордебалета и воплощает по либретто собственно сам спектакль «Дафнис и Хлоя». Проблема тут только одна – прекрасный образец неоклассического бессюжетного балета, который мы видим на сцене, никакого отношения к наполненному драматическим действием балету Фокина «Дафнис и Хлоя» не имеет.

По воли режиссера «Дягилев» начинается с несколько затянутого диалога Дягилева – Родькина с цыганкой – балериной Большого театра Анастасией Меськовой. Действительно, существует такой апокриф, что в молодости цыганка нагадала Сережи Дягилеву «смерть на воде» (пророчество сбылось парадоксальным образом – Дягилев умер в Венеции). Поэтому он всю жизнь боялся водных путешествий и не поплыл, например, на гастроли в Южную Америку на трансатлантическом лайнере «Эвон», на котором и произошла романтическая история с влюбленностью Вацлава Нижинского в дочь венгерского миллионера Рамолу де Пульске, закончившаяся свадьбой и разрывом отношений с Дягилевым и «Русским балетом». 

Анастасия Меськова (Цыганка), Денис Родькин (Дяглев) в балете «Дягилев». Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Нам нужен Дягилев»

Цыганка, в балете, конечно, фигура инфернальная – воплощение переживаний, комплексов и страхов великого импресарио. Но гораздо более впечатляющ в связи с этой темой другой прием постановщиков – появление на сцене 11 двойников Дягилева – людей в черном цилиндре и черном пальто с меховым воротником. Перед нами – образ именно того Дягилева, который по рисункам и картинам разных художников превалирует в массовом сознании, и который воплощает в себе, как и цыганка, инфернальную личность некого черного человека, тени Дягилева, отделившуюся от него самого и имеющую отдельное бытие.  В этом контексте еще более эффектно смотрится появление над  «массовым Дягилевым» в пальто и цилиндрах, гигантской тени, отделившейся от её обладателя и грозно нависающей  над зрительным залом.

Вообще, многие находки Игоря Чапурина (а именно он делал не только костюмы к спектаклю, но и все его оформление) на сцене очень интересны. Здесь чувствуется знаток темы дягилевских балетов. Функциональны, ставшие основой декорационного оформления, движущиеся панели, на которых проецируется Париж и Эйфелева башня или нарисованное Жаном Кокто изображение Дягилева. .

Хотя иные решения художника могут ввести зрителя в заблуждение. Разрекламированные до премьеры «изумрудные трико» Нижинского от Игоря Чапурина – в реальности оказались скорее защитно-болотного, нежели изумрудного цвета. Или желтая рубашка и пиджак для Фокина ( отличная работа Семена Чудина). Образ этот более актуален для другого героя 1912 года, тоже знакомца Дягилева, будущего «горлопана Революции» поэта Владимира Маяковского, но никак не для умеренного в своих экспериментах Фокина. Я, например, был полностью уверен, что это Равель, образ которого на сцене воплощал,  напоминающий самого Фокина Вячеслав Лопатин. 

Впрочем, поставить все на свои мета помогала в балете пластика, придуманная для каждого персонажа молодым и талантливым хореографом, англичанином с итальянскими корнями, Алессандро Каггеджи, предусмотревшего в своей хореографии множество скрытых и явных цитат из «Фавна», «Петрушки», других балетов дягилевского репертуара, интересно сплавляя возникающие культурно-исторические и хореографические ассоциации с элементами современной хореографической лексики.

Дягилев тоже обожал всё новое, смелое, современное и необычное. Мечтавшему с ним работать Жану Кокто русский импресарио как-то сказал: «Удиви меня!» А однажды на недоуменный вопрос испанского короля Альфонсо XIII: «Вы не артист, не танцовщик, не балетмейстер. Что же ы делаете в «Русском балете»?» – Дягилев с улыбкой сказал: «Я – как вы. Ваше величество, ничего не делаю, но я незаменим и без меня ничего не делается!» Ответом на вопрос испанского короля, в чем же, собственно, заключалась эта незаменимость Дягилева для «Русского балета», и является новый спектакль.