
В МХТ им. Чехова состоялся показ спектакля Марины Брусникиной «Двадцать дней без войны». Актриса и режиссер, поставившая около сотни спектаклей, включая фронтовые, в ведущих театрах, опиралась не на литературную основу — повесть Константина Симонова «Из записок Лопатина», а на авторский киносценарий классика-фронтовика, по которому в 1976 году Алексей Герман снял образцовый во всех отношениях фильм. Корреспондент «МК» побывал на премьере, понимая, что спектакль придется сравнивать с известной кинолентой.
Технические возможности кинематографа разительно отличаются от того, как и что можно показать на сцене. Снятый киношниками с натуры на черно-белую пленку вагон поезда, везущего главных героев произведения Симонова в 1943 году в тыл, в хлебный и спокойный Ташкент, команда Брусникиной решила не воссоздавать с помощью декораций. «Вагонами» стали подъемно-опускные механизмы сцены, на которых разместили главных и второстепенных персонажей. В ограниченном прямоугольном пространстве как раз и встретились военкор «Красной звезды», срисованный Симоновым с самого себя, — Василий Лопатин (Иван Волков) и капитан-летчик Юрий Строганов (Михаил Пореченков).
Сразу скажу, что тех, кто идет в МХТ на Пореченкова, ждет небольшое разочарование: звездный актер прочтет длинный монолог и больше по ходу действия не появится. Зато его роль — одна из самых глубоких и драматичных: Строганову изменила жена с демобилизованным из-за потери пальцев учителем. Военный поехал на родину, где «битюг здоровый с детьми два плюс три складывает, а баба бревна ворочает». Вроде бы примирился, узнав, что порочная связь прекращена после письма, пришедшего с фронта. Провел несколько дней дома «и не жил я не с ней за это время ни разу… правда, в последнюю ночь не выдержал» (смех в зале). Нужно ли пояснять, что и в фильме, и в спектакле эти события не показываются, а рассказываются — что требовало тогда от Алексея Петренко и теперь от Пореченкова невероятных усилий.

Повесть Симонова входит в цикл «Так называемая личная жизнь», потому что она говорит о заслуженном к середине Великой Отечественной праве советского солдата на короткую — двадцатидневную, как отпуск после Сталинграда, передышку. И праве любить и быть любимым.
Встретив брошенную мужем еще перед войной Нику (Светлана Колпакова), Лопатин находит то, что только что потерял, пережив разрыв с женой. Конечно, сыграть так, как Юрий Никулин и Людмила Гурченко, никакой актерский дуэт не сможет — простите мне мою убежденность, что «раньше было лучше». Однако генезис взаимного чувства, его процессуальность и порыв Волков с Колпаковой передали прекрасно. Особенно в мгновения медленных встреч на улице, где задубевшие возлюбленные греются у бочки с горящим в ней мусором.
Артистам веришь, даже когда они, особенно женщины, «переигрывают», что продиктовано установками фильма. Где на грани срыва проходит большинство сцен, как, например, встреча Лопатина со вдовой Паши Рубцова и ее «меркантильной» мамашей, жалующейся, что он привез им чиненые сапоги.
«Господи, как жить!» — кричит Рубцова. «Это ты, ты один виноват, ты занимался своей писаниной!» — кричит Ксюша — бывшая супруга Лопатина. «Почему все так устроено?» — вопрошает одна из героинь.
Называть это «истериками» язык не поворачивается, потому что здесь не дочка-подросток айфон выпрашивает и не ребенок новую игрушку, а опаленные и раздавленные войной русские женщины выплескивают нестерпимую боль.

Ну, да, в спектакле много кричат, рыдают и плачут — младенцы, дети и взрослые. Но считать, что во время войны советские люди вели себя иначе — более эпично и картинно, — означает не доверять Симонову. Который хотя был «не фронтовиком, а человеком, по долгу службы бывавшим на фронте», но все видел собственными глазами.
Кстати, в Ташкент Лопатин едет, чтобы выступить консультантом процесса съемки там неправдоподобной киноленты о не сломленных врагом мирных жителях, оказавшихся в немецкой оккупации. Кинопродукцию военных лет Симонов едко пародирует, в «пересказе» Брусникиной и актерского состава это получилось живо и комично. «Я так мечтала, что наши придутЬ, прилетятЬ сАмолеты», — произносит Алена Хованская на южнорусский манер, исполняя «роль в квадрате», играя актрису фильма внутри спектакля.
Безжизненности пропаганды — пусть нужной и духоподъемной, но пропаганды — Константин Михайлович противопоставлял живых людей, с их чувствами и эмоциями. Марина Брусникина это хорошо поняла, пусть ее интерпретация и кажется несколько эклектичной, когда нельзя не заметить распадания единого повествования на отдельные сценки о войне, вызванного «переводом» с киноязыка на язык театра.

Самое сильное, что есть у Симонова, — вера в лучшее, в некую военную версию истины, что в сорок лет (читай — на исходе и после войны) жизнь только начинается. Когда, как не сейчас, делиться этой верой со зрителями?