Как бы отнесся Молотов?

- Так он говорил во все годы нашего знакомства - и в шестьдесят девятом, и в восемьдесят шестом. Но добавлял: «Не могу понять, почему Сталин стал ко мне плохо относиться в последние годы? Полина Семеновна пострадала. Он стал мнительным в последние годы. Но и не надломиться трудно было».

- Я тоже так считаю. Видите, я почему спрашиваю? Вы читали его заявление в ЦК о восстановлении? Он написал, что сделал политические ошибки…

- Молотов говорил мне: «Ты учти, Каганович считался среди нас крайним сталинцем». Это мне напоминает Бабеля: папаша Крик слыл между биндюжников грубияном.

- Это потому, что я больше всех выступал, - объясняет Каганович. - Я больше всех выступал. Я оратор… Выступая на заводах, я, естественно говорил и от имени партии, и от имени рабочих…

Как вы считаете, как бы Молотов отнесся к современной политике, к современной кампании?

- Думаю, резко отрицательно. Он говорил о НЭПе как о временном отступлении. Ленин расценивал методы НЭПа как капиталистические методы, но мы вынуждены это делать, говорил Ленин, чтобы потом сильнее наступать.

- А в связи с кампанией десталинизации? - спрашивает Каганович.

- Отрицательно.

- К перестройке как бы отнесся?

- Сложный вопрос, потому что есть и положительные моменты, нужно многое обновлять, экономику запустили… Я вижу строй его мыслей. Он положительно отнесся к Андропову. Считал, что надо укреплять дисциплину…

- Как бы он отнесся к новому мышлению?

- Думаю, отрицательно. Потому что у него на первом месте, как и у Ленина, всюду, в любой работе, подкоп под империализм.

- Он правильно отнесся к империализму по вопросу о Программе партии - коммунизм в восьмидесятом году. В этом у меня с ним полное единство. То, о чем сегодня не упоминают. А где же Коммунистическая партия? А как бы он отнесся к современной гласности?

- Я думаю, в разумных пределах. То, что было, надо рассказать. Но надо же этому дать оценку с классовых, коммунистических позиций, а не с позиций мелкобуржуазных.

- А как бы он отнесся к руководству, которое сейчас, к Горбачеву?

- Думаю, отрицательно.

- И я тоже буду отрицательно, - соглашается Каганович.

- Он бы их считал правыми. То, с чем боролись перед войной.

- Политика борьбы за мир, по-моему, правильная, - говорит Каганович.

- Молотов тоже пришел к этому.

- Я считаю международную политику правильной, но теоретическое и идеологическое обоснование неправильное. Мы за мир, но отдавать идеологию - ни в коем случае! Нельзя и сдавать позиции социализма насчет государственных предприятий.

…Кагановичу весьма не нравится программа «Взгляд». Он подыскивает определение для ведущих.

- Негодяи! - восклицает Каганович. - Хорошее, точное слово - негодяи!

Рассказываю об одном эпизоде этой программы. Пожилой человек, жертва культа, спрашивает у бывшего чекиста, охранявшего Бухарина на процессе, Алексеева: - Вы видели живого Бухарина?

- Видел? Я его вот так водил! - ответил Алексеев.

- Но вы же знаете, их там били!

- Кто их бил? Их и бить не надо было, они и так во всем признались!

Я знаю В. Ф. Алексеева - это прямой человек. А у «Взгляда» свой взгляд на историю.

- Ко мне обращается много репортеров, - говорит Каганович. - Я никого не принимаю, никаких интервью я не даю и не хочу давать. Сволочей много всяких. Защищаться и прочее я отказался. Обращаются журналы - просят заметки, воспоминания.

- Что-то надо оставить для потомства.

- Я стал плохо видеть. Пишу наугад. Что-то у меня есть…

Мы пьем чай возле книжных полок, и Каганович размышляет:

- Вовсе не исключено, что эти военачальники старые даже были бы честными, работали«бы, но с ними было бы хуже во время войны.

- Молотов говорит так: «Я считаю, что если бы мы оставили такого, как Тухачевский, жертв у нас было бы больше, потому что неизвестно, куда бы он повернул. Какая бы у нас была пятая колонна!»

- Вот именно, вот именно, - соглашается Каганович. - По мнению всех нынешних, никакой пятой колонны у нас не было, никаких врагов не было, диверсантов не было, все это придумано, хитростью Сталина придумано.

- А кто шахты взрывал?

- Это надо будет написать, но никто не напечатает.

- Пока не напечатают, но многое меняется. Завтра придет человек и скажет: «А где мемуары Кагановича? Почему мы их не напечатали? Где Молотов?»

- Деникина печатать будут, Керенского. Сталина - нет, - говорит Каганович.

- А зачем Сталин? Он ненравственный человек.

- Потому что у Сталина - мировая революция, потому что у него антибуржуазное, антиимпериалистическое, а теперь это не упоминается.

- Говорят, Сталин вел политику ненравственную. А кто же вел в ту пору нравственную? Гитлер, наверно.

- Милюков теперь нравственный, - замечает Каганович. - Солженицына будут печатать.

Говорим о созданном профсоюзе колдунов, о летающих тарелках… И о Французской революции.

- Великие люди не пропадают, - говорит Каганович о Робеспьере. - Это я говорю и о Сталине. Правда, Робеспьеру до сих пор в Париже нет памятника.

- Когда у нас была монументальная пропаганда, - говорит Мая Лазаревна, - в двадцатые годы, поставили памятник Робеспьеру и в ту же ночь его разбили. Кто, неизвестно.

«Так говорил Каганович», Феликс Иванович Чуев, 1992г.