Самая буйная теннисистка в истории – анархистка, сидевшая за похищение

Имя Моники Джорджи в Италии прочно ассоциируется прежде всего не с многочисленными победами на национальном чемпионате или популяризацией стиля серв-энд-воллей. Ее карьера пришлась на «свинцовые 70-е» – кризисное десятилетие, когда страну захлестнула волна терактов, уличного насилия и выступлений антиправительственных группировок. История Джорджи, протестовавшей на корте и получившей тюремный срок за участие в анархистском движении, стала отражением этого времени.

Сосредоточилась на паре, потому что уступала одиночницам в мощи, и сделала своим главным оружием серв-энд-воллей

Моника Джорджи выросла в Ливорно на западном побережье Тосканы. Во время Второй мировой войны город сильно пострадал от бомбардировок и в 1946-м, когда родилась Моника, только начинал восстанавливаться.

Родители Джорджи были обеспеченными людьми, и отец обожал спорт: он занимался теннисом, греблей, футболом и передал эту страсть дочерям – сначала старшим, сестрам-близнецам, а потом и Монике. Когда ей было пять лет, отец пообещал, что однажды она выйдет на уимблдонский корт.

Он говорил, что спорт учит не добиваться легких побед, а принимать тяжелые поражения, и прививал дочерям хрестоматийные истины: «Неважно, проиграешь ли ты, – важно, чтобы ты хорошо сыграла и выкладывалась до самого конца». 

Когда Моника была подростком, отец умер, и теннис вскоре перестал быть просто увлечением: он помогал оплачивать учебу и поддерживать мать. Доходы Джорджи на стыке любительской и Открытой эр складывались из того, что удавалось выкроить из денег, выделенных федерацией на покрытие расходов, выручить от перепродажи подаренных ракеток или получить от меценатов. Хотя порой все равно приходилось жертвовать спортом ради другой работы. Мать научила Монику быть бережливой. Они не слишком ладили, но девушка впоследствии даже радовалась, что у матери был непростой характер: так было проще решиться на самостоятельную жизнь.

В 14 лет Джорджи выиграла Кубок Ламбертенги в Милане, потом стала трехкратной чемпионкой Италии среди юниоров и победила на престижном турнире в Монте-Карло для игроков до 21 года. «Маленькая и легкая», она летала по корту, но постепенно начала проигрывать более мощным соперницам. «Мне говорили: «Чего ты хочешь добиться с такой комплекцией?» А на вечеринках никто не приглашал танцевать, – сетовала Моника. – Я чувствовала себя неполноценной и делала все, чтобы доказать обратное. Гнев – действенная сила. Но моей главной силой была страсть к жизни».

Скорость и маневренность помогли Джорджи найти себя в парном разряде. Там она была в своей стихии: постоянно выходила к сетке, била смэши. «В те времена, чтобы сделать тебе комплимент, говорили: «Ты играешь как мужчина». А я отвечала: «Это мужчина играет как я!» – вспоминала Моника.

Чтобы отточить серв-энд-воллей, Джорджи действительно много тренировалась с мужчинами, но сам стиль почерпнула не в мужском туре: она вдохновлялась чемпионкой «Больших шлемов» Марией Буэно, отличавшейся от остальных теннисисток, в большинстве своем стоявших на задней линии. «Мои внезапные выходы к сетке дезориентировали, нарушали схемы, – говорила Моника. – Если соперница не могла меня задавить, ей было очень трудно взять у меня очко: я играла стабильно, хорошо двигалась, предугадывала удары».

Джорджи подпитывалась духом соперничества, выход на корт был для нее заявлением. Она стала играть в дерзких коротких шортах во времена, когда это воспринималось в штыки.

Джорджи – семикратная чемпионка Италии: шесть раз победила в паре и один – в миксте. Но на крупных мировых турнирах у нее не складывалось: на «Шлемах» она ни в одном разряде ни разу не прошла дальше третьего круга. Ее главный успех – серебряные медали Универсиады-1967 в паре и миксте. Соревнования проходили в Токио, и Моника привлекла особое внимание местных болельщиков: «Возможно, это было связано с моим «японским» ростом; возможно, с боевым духом; возможно, с энергичностью – но факт остается фактом: я каждый день мелькала в газетах и на телевидении и была популярна как никогда в жизни».

В 1969-м Джорджи вышла в третий круг «Ролан Гаррос» и должна была сыграть с Билли Джин Кинг, но снялась, чтобы вернуться домой: тогда она работала тренером в спортивной школе в Ливорно и пообещала вернуться к финальному смотру. В Париже пришлось сказать, что заболела мама.

Примкнула к анархистам и основала организацию в поддержку прав заключенных

В 1970-е – время жестоких ультралевых и ультраправых акций и форсированной борьбы властей с радикалами – Джорджи сблизилась с анархическим движением. Она пришла в политику в 1969-м после гибели анархиста Джузеппе Пинелли: через несколько дней после задержания он выпал из окна миланского полицейского участка. Следствие пришло к выводу, что это был не суицид, как считалось первоначально, но и не убийство (в причастности подозревали полицейских), а несчастный случай. Однако в деле было слишком много несостыковок, и мало кто верил в официальную версию.

Джорджи, которую вдохновляли идеи ненасилия Ганди и Мартина Лютера Кинга, хотела лично познакомиться с анархистами и начала посещать собрания.

«Чувство справедливости, неприятие конформизма и авторитаризма и, прежде всего, то, как общество относилось к женщинам, сделало меня анархисткой в прямом смысле слова», – вспоминала Моника. Одной из главных встреч в жизни она считает знакомство с Джованни – главой федерации анархистов Ливорно. «Когда умер Франсиско Франко (в 1975-м – Спортс’’), мы делали листовку. Хотели написать на ней «Да здравствует смерть». Джованни вмешался: «Нет, давайте напишем «Да здравствует свобода!» – рассказывала потом Джорджи.

Она переписывалась с десятками заключенных-анархистов и основала в Ливорно группу «Больше никаких решеток», отстаивавшую права заключенных и выпускавшую одноименный бюллетень о злоупотреблениях в тюрьмах. Она навестила в тюрьме анархиста Хорста Фантаццини, известного ограблениями и попытками побегов.

В середине 1970-х Джорджи захватил феминизм – «не столько эмансипационная идея равенства с мужчинами, сколько дух женской свободы, утверждавший: личное – это политическое (главный лозунг феминизма второй волны – Спортс’’)».

Джорджи не один год совмещала активизм и профессиональный теннис и была уверена, что эти два занятия друг другу не вредят.

Снялась с матча, потому что была недовольна предвзятым отношением итальянской федерации

Моника – страстная, рисковая – унаследовала темперамент от отца. Несмотря на свою общительность, она не любила светские мероприятия и искала предлоги, чтобы не ходить на официальные встречи или вечеринки для игроков. Мир тенниса для нее ограничивался кортом.

«Конечно, мне тоже нравилось пользоваться преимуществами, которые давал статус участницы, например, такого важного турнира, как «Уимблдон». 800 фунтов за первый круг (весьма неплохо), шикарные раздевалки, пусть и разделенные по уровню игроков, и, что особенно приятно, бесплатное размещение в роскошных отелях и поездки на «Роллс-Ройсах», – рассказывала Джорджи. – Но я чувствовала себя другой. Не столько бунтаркой, сколько человеком, избегающим – и даже идущим против – клише».

Тем не менее у Джорджи были хорошие отношения со многими игроками, она дружила с Леа Периколи (на фото) – итальянской дивой и иконой теннисной моды. Пацанка Моника и грациозная Леа казались противоположностями, но хорошо понимали друг друга. Джорджи считала, что Периколи видела в ней то, что подавляла в самой себе. Периколи называли Джорджи «Моникачча» и увлеченно слушала ее рассуждения о Кафке и Ганди.

Умерла Леа Периколи – Курникова 60-х. Она стала звездой из-за откровенных платьев, в Италии ее называли Богиня

Однажды во время отпуска Джорджи испачкала фекалиями соседскую яхту – это был «акт дружбы»: Периколи терпеть не могла владельца.

В 1971-м Джорджи и Периколи встречались в полуфинале чемпионата Италии. Джорджи, еще ни разу не побеждавшая Периколи, вела 5:3, 30:15 в решающем сете – и снялась с матча. Никакой травмы – это был протест против итальянской теннисной федерации. Моника считала, что чиновники недооценивают ее заслуги и вызывают в сборную только в самом крайнем случае. «Я осознавала свои возможности: знала, что [Лючию] Басси в финале я бы не обыграла, – объясняла спустя годы Джорджи. – Я бы повторила это тысячу раз. Признаю: это, конечно, немного извращенная логика. Я жила ради идеалов, даже если это оборачивалось против меня. У идеала нет полутонов. Если ты во что-то по-настоящему веришь – это абсолют».

Получила дисквалификацию за протест в ЮАР и уговаривала чемпиона «Ролан Гаррос» бойкотировать матч против Чили

В 1972-м Джорджи все же попала в сборную. Все этапы Кубка Федерации в том сезоне проходили на одной неделе в Йоханнесбурге. В ЮАР к тому времени уже больше 20 лет действовал режим апартеида.

30 лет изоляции спорта ЮАР из-за апартеида: как он выживал эти годы?

Еще до отъезда Джорджи подготовила демарш: купила на барахолке футболку с провокационным рисунком – лежащими друг на друге белыми и черными ногами. Можно сказать, в ЮАР такой принт был вне закона: апартеид запрещал межрасовые браки, а секс между представителями разных рас считался уголовным преступлением (запрет продлился до 1985-го).

Джорджи надела футболку на игру против австралиек. Матчи поставили на центральный корт; почти все зрители были белыми, а для темнокожих предназначался отдельный огороженный сектор. Джорджи вышла – трибуны вздохнули и загудели. «В чем я себя виню – и об этом я тогда даже не подумала, – так это в том, что могла поставить в неловкое положение тех самых людей, в поддержку которых выступала, – вспоминала Джорджи. – Но как уж вышло, так тому и быть – со всеми «но», «если» и последствиями, в том числе дисциплинарными».

Италия проиграла 0:3 (у Джорджи два поражения: одиночное и парное), а южноафриканская федерация направила жалобу в итальянскую. Последовала дисквалификация: Джорджи запретили участвовать в любых соревнованиях с формулировкой «недостойна представлять Италию». Срок отстранения установить трудно: в интервью Моника говорила, что оно продлилось год, а в статье об активизме писала, что не менее двух лет. При этом статистика говорит, что после инцидента в ЮАР она выступала до конца сезона и в 1973-м тоже провела несколько турниров. Возможно, дисквалификация вступила в силу в 1974-м – в том году она действительно не сыграла ни на одних международных соревнованиях.

В 1976-м Джорджи назвала своего друга, партнера по миксту и чемпиона одиночного «Ролан Гаррос» Адриано Панатту фашистом за то, что он согласился участвовать в финале Кубка Дэвиса в Сантьяго, где произошел военный переворот Аугусто Пиночета. Чилийцы стали финалистами без борьбы в полуфинале: СССР снялся в знак протеста против установившейся диктатуры.

Джорджи яростно спорила с Панаттой, относившим себя к социалистам, и пыталась его отговорить, потому что расценивала поездку в Чили как оппортунизм: итальянцы, оказавшиеся в шаге от первой победы на турнире, были явными фаворитами. 

Панатта с кубком «Ролан Гаррос»-1976

Прогнозы оправдались, и Италия выиграла 4:1. В знак солидарности с чилийским народом и в знак протеста против режима Панатта и Паоло Бертолуччи вышли на парный матч, который принес сборной победное очко, в красных футболках.

«Красная футболка, которую Адриано надел на матч, не развеяла пелену разочарования, – думала Моника. – Интересы профессионального теннисиста в значительной степени возобладали над мнением социалиста-любителя. Друг остался другом, а огромное разочарование – огромным разочарованием». С годами Джорджи смягчилась и в недавних интервью признавалась, что теперь не была бы так категорична.

Получила 10 лет тюрьмы по обвинению в похищении человека, но вышла через два

30 апреля 1980-го Джорджи арестовали в Чинизелло-Бальзамо – городке к северу от Милана, где она давала уроки тенниса. На основании показаний участников группировки «Революционное действие» Энрико Пагеры и Винченцо Оливы ее обвинили в подрывной деятельности этой организации и попытке похищения сына судовладельца Тито Нери, в ходе которой были ранены три человека. Джорджи была знакома с Нери и впоследствии рассказывала, что он был другом ее семьи.

Суд начался 11 мая 1981-го, и Джорджи была не единственной обвиняемой. Она отрицала связь с «Революционным действием»: «Я не состояла ни в каких вооруженных группировках. Я лишь выступала на дебатах, политических дискуссиях и обсуждала социальные проблемы нашего времени, причем всегда публично». В последнем слове на суде она заявила, что ее деятельность и так пять лет находилась под наблюдением полиции, и предположила, что в этих обстоятельствах было бы странно участвовать в подготовке похищения.

23 июня неизвестные подожгли квартиру матери Моники и соседскую и разбили все окна в здании (ответственность за это взяли местные фашисты). 13 июля Джорджи приговорили к 12 с половиной годам заключения (из которых два вскоре скостили) за участие в вооруженной группе, попытку похищения и три покушения на убийство (затем сократили на два года). Еще по двум эпизодам: угону машины и покушению на врача Альберто Маммоли, которого «Революционное действие» винило в ненадлежащем лечении анархиста Франко Серантини, – ее оправдали.

Первые четыре месяца Джорджи отсидела в Мессине, а в ноябре 1981-го ее перевели в Реджо-Эмилию. Во время заключения у Моники завязались отношения с сокамерницей Маддаленой. 

Отдельные группы анархистов пытались привлечь внимание к приговору Джорджи. Журнал A, публиковавший тюремные письма Моники (в одном из таких она сравнила себя с Йозефом К. из «Процесса» Кафки), жаловался на «скептицизм и откровенное равнодушие» большинства. Но агитация постепенно приносила плоды, и количество сочувствовавших росло: кто-то писал Джорджи, кто-то помогал материально, кто-то проводил акции солидарности.

Листовка в поддержку осужденной Джорджи

На апрель 1982-го был назначен апелляционный суд. В последние недели перед процессом североитальянские анархисты особенно активизировались. В Брешии прошла пресс-конференция, посвященная делу Джорджи, в Реджо-Эмилии организовали выставку и провели две дискуссии, в Милане массово появлялись плакаты, наклейки и надписи на стенах. В Ории в центре города вывесили плакат с цитатой Джорджи «Я хочу вернуть свою свободу» – а под вторым таким собрали подписи, чтобы отправить самой Монике. Группа из швейцарского Лугано, пригласив журналистов, провела акцию в Генконсульстве Италии: пока одни раздавали на улицах листовки о деле, другие вошли в консульство и передали властям заявление, осуждающее заключение Джорджи. У здания консульства вывесили плакат «Свободу Монике Джорджи». В поддержку Джорджи выступили Адриано Панатта и президент итальянской федерации тенниса Паоло Гальгани.

Слушания начались 19 апреля во Флоренции; на первом заседании присутствовало 80 человек (но с каждым днем их становилось меньше). Вечером недалеко от здания суда комитет солидарности организовал обсуждение дела, на которое пришло 250 человек. В разгар мероприятия стало плохо сестре Моники Барбаре, ее увезли в больницу.

На следующий день прокурор потребовал увеличить срок Джорджи на четыре года – за эпизоды, по которым ее оправдали два года назад. Еще через день леворадикальная газета «Борьба продолжается» взяла интервью у депутата партии «Пролетарская демократия» Доменико Пинто. Депутат рассказал, что с ним общалась подруга Винченцо Оливы – одного из информаторов, указавших на Джорджи. По словам этой девушки, Оливу якобы убедили подтвердить слова Энрико Пагеры – другого информатора – в обмен на значительное сокращение срока. Анархистский журнал A напоминал, что на суде двухлетней давности Олива путался в показаниях.

Во время прений сторон один из адвокатов стороны защиты перечислил 12 аргументов, которые, по его мнению, свидетельствовали о лжи со стороны Пагеры. После эмоциональной речи адвокат потерял сознание и на два дня попал в больницу. Прокурор, возмущенный обвинениями в фабрикации дела, парировал, что достоверность показаний Пагеры и Оливы не вызывает сомнений.

28 апреля прошло последнее заседание; суд удалился совещаться в 11 утра и вернулся через восемь часов. Джорджи за недостаточностью улик оправдали по обвинению в похищении, оставив в силе два года за участие в вооруженной группе – но эту часть срока она уже отбыла. Услышав приговор, Джорджи крикнула: «Завтра едем к морю!»

После тюрьмы переехала в Швейцарию, усыновила ребенка на Шри-Ланке и до 70 лет участвовала в турнирах

В 1985-м кассационный суд принял решение о повторном рассмотрении апелляции, и на этот раз Джорджи приговорили к восьми годам заключения (затем срок сократили на два года). На слушаниях присутствовал только адвокат Моники: ее местонахождение было неизвестно. Как выяснилось позже, она скрывалась во Франции, где вышла замуж за швейцарского анархиста Манрико Черутти. Это позволило ей получить швейцарское гражданство и избежать преследования. Переехав на родину мужа, она окончила философский факультет, написала работу о бразильской писательнице Клариси Лиспектор, стала преподавать в школе историю и философию и даже после развода осталась в Беллинцоне – городке на юге Швейцарии.

Во время путешествия на Шри-Ланку Джорджи встретила в местном теннисном клубе тамильского мальчика Поди. «Поди появился в тот самый момент, когда у меня созрело желание стать матерью: это было не усыновление – я называю это исполнением желания», – признавалась Джорджи.

Она продолжила писать об анархизме, либертарианстве и феминизме, публиковалась в журналах и выпустила эссе «Божий клоун» о французской мыслительнице Симоне Вейль.

В 2025-м вышла автобиография Джорджи «Завтра едем к морю», изданная в соавторстве с журналисткой Сереной Марки. В интервью, приуроченном к выходу книги, Монику спросили, хотела бы она поменять что-то в прожитом или сделала бы все так же. «В точности так же, – ответила Джорджи. – Разве что вела бы себя не так наивно».

Джорджи в 2025-м

Моника до 70 лет участвовала в ветеранских турнирах, а сейчас ей не позволяют больные колени. Джорджи следит за теннисом и любимыми игроками называет Роджера Федерера и – неожиданно, но объяснимо – Карлоса Алькараса, которого считает «гораздо интереснее Синнера». «Сейчас Янник побеждает и без этого, но ему придется научиться чаще выходить к сетке», – советует Джорджи.

Фото: Gettyimages.ru/Hulton Archive, Keystone, Harry Dempster; placard.ficedl.info